Под городскими вязами. Ивовый манекен. Аметистовый перстень. Господин Бержере в Париже
Шрифт:
— Это Онорина, — сообщила г-жа де Бресе.
— Мне давно хотелось на нее посмотреть, — отвечал г-н Лерон. — Благодарю вас, сударыня, за то, что вы предоставили мне случай удовлетворить мое любопытство. О ней столько говорят.
— Действительно, — заметил генерал Картье де Шальмо, — эта юная девица была предметом настоящих изысканий.
— Господин де Гуле, — сказал аббат Гитрель, — усердно посещает Бельфейское святилище. Он проводит целые часы подле той, которую называет своей матерью.
— Мы очень любим господина де Гуле, — ответила г-жа де Бресе. — Как жаль, что он такого слабого здоровья!
— Увы! — подтвердил аббат Гитрель. — Его силы слабеют с каждым
— Ему следовало бы беречь себя, отдохнуть, — сказала г-жа де Бресе.
— Да разве он может, сударыня! — ответил аббат Гитрель. — Епархиальное управление не дает ему ни минуты передышки.
Войдя в часовню, три дамы де Бресе, генерал, аббат Гитрель, г-н Лерон и г-н де Бресе увидели Онорину в экстазе у подножья алтаря.
Стоя на коленях, сложив руки и вытянув шею, девочка так и застыла. Уважая молитвенное состояние, в котором она пребывала, все молча увлажнили чело святой водой и стали медленно переводить взгляды с готического дарохранилища на витражи, где были изображены св. Генрих с чертами графа Шамбора, св. Иоанн Креститель и св. Гвидон, чьи лики были написаны по фотографиям графа Жана, скончавшегося в 1867 году, и покойного графа Ги, члена Бордоского собрания 1871 года [213] .
213
…члена Бордоского собрания 1871 года. — После поражения Франции во франко-прусской войне 1870–1871 гг. и крушения Второй империи произведены были, в условиях немецкой оккупации, выборы во французское Национальное собрание, которое созвано было в Бордо в 1871 г.; большинство членов этого собрания составляли монархисты.
Статуя Бельфейской божьей матери, возвышавшаяся над алтарем, была прикрыта фатой. Но по левую сторону от алтаря, над кропильницей, на фоне стены, расцвеченной пестрыми красками, стояла во всем блеске статуя Лурдской божьей матери, опоясанная голубым шарфом.
Генерал обратил на нее почтительный взор, в котором сказывалась пятидесятилетняя привычка к субординации, и созерцал шарф, словно то был флаг дружественной державы. Он всю жизнь был спиритуалистом; веру в будущую жизнь он почитал основой воинской службы; возраст и болезнь сделали его набожным, и он усердно посещал церковную службу. Уже несколько дней, не показывая виду, он чувствовал смятение или, по меньшей мере, уныние, навеянное недавними происшествиями [214] . Его прямодушие было напугано этим ураганом речей и страстей. Он мысленно обратился с молитвой к Лурдской божьей матери, прося ее защитить французскую армию.
214
…уныние, навеянное недавними происшествиями. — Глава II «Аметистового перстня» была первоначально опубликована А. Франсом в газете «Echo de Paris» в конце 1897 г., так что, вероятно, под «недавними происшествиями» разумеются здесь общественные выступления 1896–1897 гг. по поводу дела Дрейфуса в связи с сообщениями начальника информационного бюро генерального штаба Пикара, устанавливавшими невиновность Дрейфуса и виновность шпиона Эстергази, а также в связи с возбуждением судебного дела против Эстергази со стороны брата невинно осужденного Дрейфуса.
Теперь все — и дамы, и герцог, и адвокат, и священник — неотступно смотрели на продранные башмаки неподвижной Онорины. В серьезном, сосредоточенном, мрачном восхищении застыли они перед
— Ну, как, милое дитя, видели вы на этот раз богородицу? — спросила г-жа де Бресе.
Онорина перестроила для ответа свой голос на тот взвизгивающий тон, в котором отвечала затверженные места на уроке катехизиса.
— Да, сударыня. Добрая матерь божья побыла здесь Довольно долго; затем она свернулась, как холст… а затем я уж больше ничего не видела.
— Она говорила с вами?
— Да, сударыня.
— Что же она вам сказала?
— Она сказала: «Дома много беды».
— Больше она ничего не говорила?
— Она сказала: «Много будет беды в деревнях с урожаем и скотом».
— А не говорила ли она, что надо быть умницей?
— «Надо усердно молиться», сказала она. А еще она сказала так: «Прощай. Дома много беды».
Слова девочки звенели среди величественной тишины.
— Святая дева была очень красива? — продолжала свои расспросы г-жа де Бресе.
— Да, сударыня, только ей не хватало одного глаза и одной щеки, — это потому, что я недомолилась.
— Была ли у нее на голове корона? — спросил г-н Лерон, который, будучи судейским, отличался любопытством и наклонностью к расспросам.
Онорина замялась, опять напустила на себя угрюмость и ответила:
— Корона была подле ее головы.
— Направо или налево? — продолжал допрашивать г-н Лерон.
— Направо и налево, — отозвалась Онорина.
Госпожа де Бресе пришла ей на помощь:
— Вы, вероятно, хотите сказать, дитя мое: то направо, то налево. Не правда ли?
Но Онорина не ответила.
Она иногда замыкалась в какое-то дикое молчание, опускала глаза, терлась подбородком о плечо и поводила бедрами. Ее перестали расспрашивать. Она выскользнула из часовни, а г-н де Бресе стал давать разъяснения.
Онорина Порише, дочь земледельцев, издавна основавшихся в Бресе и впавших в горькую нищету, была в детстве болезненным ребенком. Тупая и умственно недоразвитая, она сперва слыла слабоумной. Священник ставил ей в упрек ее дикий нрав и привычку прятаться в лесах. Он не питал к ней расположения. Но просвещенные духовные лица, видевшие ее и беседовавшие с ней не нашли в ней ничего дурного. Она посещала церкви и погружалась там в состояние глубокого раздумья, не свойственное ее возрасту. Перед первым причастием она стала еще набожнее. В это время она заболела горловой чахоткой, и врачи отчаялись в ее выздоровлении. Доктор Котар тоже считал ее безнадежной. После освящения часовни Бельфейской божьей матери монсеньером Шарло Онорина стала усердно посещать ее. Там она впадала в экстаз, и у нее были видения. Ей явилась святая дева, которая сказала: «Я Бельфейская божья матерь». Однажды Мария приблизилась к ней, прикоснулась к ее горлу и объявила ей, что она исцелилась.
— Онорина сама рассказала об этом необыкновенном факте, — добавил г-н де Бресе. Она повторила это несколько раз с полным простодушием. Некоторые утверждают, что она меняла свои показания. Но эти расхождения безусловно касаются только второстепенных подробностей. Совершенно несомненно то, что она внезапно избавилась от недуга, который ее изнурял. После чудесного явления святой девы врачи исследовали и выслушали Онорину и не обнаружили никаких ненормальностей ни в бронхах, ни в легких. Даже сам доктор Котар признался, что ничего не понимает в таком выздоровлении.