Под грязью - пустота
Шрифт:
Клоун обернулся к Гаврилину:
– Так.
– А потом, – Гаврилин лихорадочно прокручивал в голове биографию Палача.
Через месяц после его второго посещения госпиталя, Палач был переведен на нелегальное положение. Для всех он не вернулся с очередного задания.
– Через месяц он погиб, тот парень. Точно?
– Откуда ты знаешь?
– И звали его… – Гаврилин решил играть ва-банк, – … звали его Слава.
– Откуда ты это знаешь? Откуда? – Клоун вцепился в плечо Гаврилина.
– А я был с ним знаком, –
– Уснули вы там? – спросил снаружи Краб.
– Сейчас, – ответил Клоун и тихо спросил у Гаврилина, – Он жив?
– Был жив.
– Когда?
– Когда мы с ним вместе были в ресторане «Старая крепость».
Глава 3
Хозяин не спал. Он вообще последние пять лет спал мало. Бессонница. Врач предлагал снотворное, но химию Хозяин не признавал. Валериана – самое сильное успокаивающее средство, которое он себе позволял.
Иногда Хозяин с усмешкой смотрел на свое отражение в зеркале. Старый. Все лицо словно изрезано морщинами. Глубокими, словно шрамы от ножа. Даже старого следа от финки почти не видно. Жизнь – она писарь покруче, чем ростовский блатной.
Ночь для Хозяина мало отличалась от дня. Просто становилось темно за окном, и внучки отправлялись спать. Из всех радостей жизни Хозяину остались только три смешливые девчонки-погодки. Вера, Надежда и Любовь.
Поначалу он был против этих имен. Слишком это все было похоже на воровскую романтику. Хозяин ни как не отреагировал на имя первой внучки, но когда сын сообщил, что вторую дочь решил назвать Надей, Хозяин закрылся с сыном в кабинете и долго разговаривал. Он не хотел, чтобы на его семью падала хоть какая-нибудь тень прошлого.
Не за тем он сына вытолкал наверх, чтобы из того лезли воровские замашки. У сына будет другая жизнь. И у внучек.
А у него, у Хозяина, жизни скоро не будет вообще.
Первую свою ходку в зону Хозяин по молодости перенес тяжело. Знал, что это нужно, знал, что без этого не будет авторитета, но ограда его душила. Он голодным волчьим взглядом смотрел сквозь «колючку» и ушел бы в бега, если бы не старый вор, державший «зону».
Хозяина остановили в самый последний момент, для острастки сломали пару ребер, а потом Каленый долго вправлял молодому мозги.
– Воля не там, – сказал он, махнув рукой в сторону забора, – воля вот тут.
Вор постучал узловатым пальцем по груди.
– Пока она у тебя там, никто у тебя ее не отберет. И «зона» – тоже там. И от нее ты тоже никуда не денешься. Бегай – не бегай… Ни перед кем не гнись, закон помни, слово держи.
Хозяин это запомнил. Но понял все это только к старости. За пределы усадьбы он уже давно не выходил. Он прожил долгую жизнь, и вот теперь снова жил в зоне. И конвоирами у него
Он не боялся смерти. В бога не верил, на загробную жизнь не надеялся. Смерть представлял себе как абсолютный конец. Без боли, без мыслей, без чувств.
Хозяин боялся того, что после его смерти все рухнет. Развалится, рассыплется, разлетится по ветру. Или что еще хуже, начнется свара среди своих. И польется кровь.
Когда Солдат начал свои гастроли в городе, Хозяину вдруг показалось, что это начало краха. Что катастрофа пришла неожиданно и неотвратимо, что он сможет своими глазами увидеть, как рушится все.
И еще показалось, что кто-то специально делает все так, чтобы продемонстрировать ему, Хозяину, его слабость. Били по системе, по шестеркам. Удары наносились по деньгам, по связям, по самолюбию.
Многим казалось, что Солдат просто несется вслепую, нанося удары направо и налево, а Хозяин видел, что все происходить по определенной схеме.
Увидеть во всем происходящем систему мог только Хозяин, а это значило, что все это было предназначено для него как послание.
Хозяин не спал. Он разучился спать очень давно. В этом были свои плюсы. Он мог думать, перепроверять варианты, строить предположения.
И он мог делать это очень хорошо. Когда вдруг, утром первого января стало известно, что группа Солдата уничтожена, в отличие от остальных, Хозяин не стал радоваться. То, что девятнадцатилетний сопляк-дезертир получил пулю в ресторане «Старая крепость» после полутора месяцев беспрерывных убийств, на Хозяина не произвело почти никакого впечатления.
Солдат был исполнителем, шестеркой. Пусть об этом говорят что угодно, но Хозяин знал твердо – для него еще ничего не закончилось. Придет день, или час, и кто-то снова возьмется за него. Кто-то безжалостный и умный. И отлично информированный.
По этому поводу у Хозяина были свои мысли. Он ни с кем ими не делился, даже с Крабом.
С Крабом в первую очередь.
Для всех Краб был правой рукой Хозяина, воплощением его воли и силы. Сам Краб, похоже, с таким своим приближенным к Хозяину положением, пока мирился. Это «пока» Краба было спрятано очень хорошо в исполнительность, в подчеркнутую беспрекословность, но Хозяин редко ошибался в людях.
И Краб очень активно занялся поиском тех, кто уничтожил Солдата и его банду. Слишком активно.
Хозяин не мешал Крабу. Не ограничивал его инициативу, не возражал против кровавых брызг. Краб задумал что-то свое – его право. Хозяин помнит свое. И правая рука не всегда знает, что делает левая.
Хозяин не спал. Он не спал, когда привезли лабуха из «Старой крепости», не спал, когда вернулись Нолик и Кирилл.
Когда, мазнув желтым светом фар по окнам дома, во двор въехала машина Краба, Хозяин тоже не спал. Он сидел в кресле возле окна и думал. У него выстраивался интересный вариант дальнейших событий.