Под кровом Всевышнего
Шрифт:
— Да не уморишь папу голодом, Бог не попустит, не бойся.
— А все-таки, почему же я ему есть не дам? — не унималась я.
— Да, будут всякие соображения, оправдывающие тебя… — задумчиво сказал отец Митрофан.
Через тридцать пять лет, когда умирал мой отец, исполнилось предсказание отца Митрофана.
О будущем моем супруге отец Митрофан предсказал следующее:
— Он, как свечка, будет гореть перед Престолом Божиим в свое время, потом… Но это еще не конец, не все, не бойся… Опять вернется к Престолу, еще послужит, не унывай. И он, и ты — вы нужны будете Церкви.
Я говорю:
— Священник нужен Церкви, но его супруга зачем? У меня нет ни голоса, ни слуха… Чем я могу послужить Церкви?
— У тебя альт. Читать и петь будешь, проповедовать будешь.
— Батюшка, да сейчас и священники-то в церкви проповедей не говорят, видно, боятся. Запрещено…
— Другое время настанет. Вот тогда и запоешь в храме, да так, что даже голос твой слышен будет… Да сил-то уж у тебя тогда не станет. К закату будет клониться день твоей жизни. Даже ценить тебя будут. И в нашу Марфо-Мариинскую обитель придешь и для нее потрудишься.
Эти слова звучали странно и казались мне несбыточными.
— Батюшка! Да там одни руины… И вспоминать-то опасно о матушке Елизавете, как и о всех Романовых.
— Все переменится. Вот доживешь и увидишь…
И еще о переживаниях души моей в будущем говорил мне отец Митрофан, как бы укрепляя меня не падать духом.
— Может быть, мы будем жить, как брат с сестрой? — спросила я.
— Нет, — отвечал отец Митрофан, — в нашем веке остаться верными друг другу — великий подвиг… И какие же у вас детки будут хорошие… Если только будут! — улыбаясь, говорил отец Митрофан.
Моя судьба решается
Я вернулась в Москву окрыленная, восторженная, но телом совсем изнемогшая. Конечно, я все рассказала папе. А как только окрепла, поехала в Гребнево.
В эту осень мама уже не противилась моей дружбе с Володей, но донимала меня вопросами, желая что-то узнать. А мне нечего было ей рассказывать. Она этому не верила, чем очень меня огорчала. И вот я за самоваром в Гребневе с увлечением рассказываю о моей поездке к отцу Митрофану, о его жизни и обо всем, что узнала от батюшки. Только о самом главном, то есть о моих отношениях с Володей я не заикнулась, как будто и речи о том у старца не поднималось. Даже когда среди темнеющих полей мы прощались с Володей, когда ждали попутную машину, чтобы мне доехать до электрички, даже тогда я не смела сказать Володе ничего о моих чувствах к нему. Но я обещала и впредь молиться о нем, просила его навещать нас в Москве. И все… Володя обещал, как и раньше, приезжать.
Он приехал с известием о смерти отца Михаила, звал меня на похороны батюшки. Я поехала, но на поминки не пошла, хотя меня очень звали. Я знала, что мы с Володей будем в центре внимания, что нас посадят рядом, что кумушки будут между собой о нас толковать. А я не хотела в такой день привлекать всеобщее внимание. Я ужасно хотела есть, но терпела и гуляла одна вокруг храма, дожидаясь Володю. Наконец поминки кончились, и Володя пошел, как обычно, провожать меня. В этот раз и решилась наша судьба.
По дороге через поле Володя рассказывал мне о своей матери, о ее переживаниях за прошедшие годы. Он помнил, как у них отобрали участок земли, как увели лошадь, корову. Детей не принимали в школу. Родители вынуждены были отправлять детей на зиму к родственникам в Москву или в другие поселки, скрывая при этом, чьи они дети. А перед войной арестовали отца Володи, потому что он не согласился закрыть храм. Его арестовали под видом «злостного неплательщика» налогов, хотя в уплату налогов Володины родители отдавали все, что имели, даже собирали деньги у прихожан. Тогда у дьякона описали и отобрали все домашнее имущество, даже мебель, швейную машинку, о которой больше всего горевала мать, так как она сама обшивала детей. А их была пятеро, Володя был младшим…
На поле ложились сумерки, мы шли медленно. Володя рассказывал дальше.
Началась война. Братья — Борис, Василий и Володя — были на фронте, отец их — в тюрьме. Сестра Тоня жила в Москве, куда въезд был только по особым пропускам. Мать Володи Елизавета Семеновна осталась с одним старшим сыном Виктором, который работал на местном военном заводе, где имел «бронь», то есть был освобожден от военной службы. Неожиданно пришла милиция и арестовала Виктора. Был обыск, мать горько плакала. Сын утешал ее, говоря на прощание: «Мама, не плачь, я скоро вернусь, я же ни в чем не виноват». Но он не вернулся. Мать осталась одна. Весной она так нуждалась, что ходила по избам и просила дать ей хоть одну картошину. «Я не для еды, — оправдывалась она, — а чтобы огород засадить. Вернутся мои с фронта, а чем же я их накормлю?».
— Вот сколько пережила моя мама, — сказал Володя, — в какие времена мы живем… Но мама моя не упала духом, молилась, верила и жила надеждой… А Вы смогли бы пережить такие испытания?
— Очень тяжелые испытания веры, — отвечала я, — только с Божьей помощью это возможно. Но я знаю, что Господь никогда не пошлет нам страданий выше наших сил, Он всегда укрепит и поможет.
— Тогда нам с Вами можно будет идти по одному пути, — радостно сказал Володя.
И мы пошли молча, пока не поймали машину, на которой я уехала, пожав жениху руку.
От избытка чувств не говорят, но молча открывают свои сердца перед Господом. И Господь, всегда пребывающий с нами, наполняет души вверившихся Ему неизреченной радостью, блаженством… Так было и с нами. Видно, такой радостью сияло мое лицо, когда я, до смерти голодная, вернулась домой. Мама дивилась моему аппетиту… Ей все хотелось узнать, что у нас было: «объяснение в любви» или «предложение», как это бывает в романах. А у нас с Володей ничего не было. Было одно желание — исполнить волю Божию.
Конечно, папочке своему я все рассказала. При следующем разговоре с Володей один на один папа спросил его:
— Вы собираетесь жениться?
— Нет! — был ответ.
Папа передал этот ответ маме, и она расстроилась еще больше. А я понимала, что нам пока еще не следует торопиться. Ведь я еще училась, а жизнь была тяжелая, многие голодали, все было дорого, последствия войны давали о себе знать.
Второй раз Володя приезжал ко мне, чтобы сообщить о смерти матушки отца Михаила. Не прошло еще сорока дней со дня кончины отца Михаила, как супруга его мирно отошла ко Господу. Говорят, что перед концом отец Михаил говорил жене: «Ты тут долго без меня не задерживайся…». Господь исполнил желание слуги Своего, соединив супругов снова вместе для вечного счастья.