Под маской, или Страшилка в академии магии
Шрифт:
А потом я почувствовала, как меня в нос лизнули.
— Тигруля мой, — всхлипнула я и обняла своего пушистого рыжего друга, который одним своим присутствием успокаивал и дарил надежду, что все будет хорошо. — Ты самый лучший! — и полностью обессиленная, уже на грани сна, ответила то ли на вопрос, то ли на его тень, то ли просто на слова, прозвучавшие в моем сне. — Да-да, конечно. Да… я хочу, чтобы ты стал моим фамильяром. Угу… Принимаю… Отдаю, да… — и окончательно провалилась в крепкие объятия Морфея.
Глава 21
Мужчина в теплом тулупе
Ему сегодня приснился сон. Снова… На этот раз он не оставил после себя щемящей тоски и чувства вины, напротив, сегодня к нему пришло приятное предвкушение. Будто обещание услышал и понял, что с ним должно случиться нечто очень хорошее.
Он никогда не помнил того, что ему снилось, оставались лишь ускользающие смутные образы и чувства. И они потом очень долго не отпускали, подчас доводя до исступления!
Вот и сидел он сейчас на лично им выструганной лавочке и ждал. Чего? И сам не знал. Поначалу он хотел куда-то бежать, что-то делать, но потом успокоился, отчего-то принимая, что нужно просто ждать.
Он не знал, почему так доверяет этим снам и зависит от них, но только благодаря им он хоть недолго ощущал себя полноценным. Будто приоткрывалась маленькая щелка в его прошлое, которая слегка, совсем чуть-чуть, приподнимала тот железный занавес, который опустился на его разум десять лет назад. Именно тогда он обнаружил себя почти в невменяемом состоянии в этой далекой сибирской деревеньке, где и населения-то было раз, два и обчелся. Вернее, это его нашли за околицей местные охотники и отнесли в избу фельдшерицы. Она уже давно была на пенсии, но местные всегда обращались за помощью к ней. А как иначе? До ближайшей больницы не меньше трехсот верст. Она и выходила его. Телесные раны заживали на мужчине, как на собаке, а вот память… Память так и не вернулась даже по истечении десяти лет.
Поначалу он очень хотел понять, кто он такой, откуда здесь взялся, да еще в таком состоянии, что местные только диву давались, как жив остался. Ездил в район, говорил с участковым. Тот оказался неплохим мужиком и искренне пытался ему помочь. Посылал какие-то запросы, но те ничего не дали. Складывалось ощущение, что он появился ниоткуда! В больницу он тоже обращался, его даже обследовали, но в конечном итоге развели руками и сказали, что мозг человека до конца не изучен и остается надеяться только на время и высшие силы.
Болезненно было осознавать, что не помнишь даже своего имени, но и с этим пришлось смириться. Местные поначалу прозвали его Окольничим, потому что нашли за околицей, а там как-то само собой получилось, что он стал Колей. Это имя, как и все остальные, ничего не цепляло в его душе, но было не хуже прочих. Плохо было то, что он не мог понять, чем занимался раньше. То, что к работе руками он не приучен, понял сразу, но и все остальное как-то не находило отклика в душе. Нет, руки у него росли откуда нужно, и он быстро всему научился, но поначалу было тяжело.
Со временем Коля прижился в селе, да так тут и остался. Хотел поначалу уехать. Только куда? Да и документов ему так и не сделали. Бюрократическая машина, столкнувшись с человеком ниоткуда, сведений о котором так и не нашли, забуксовала. Наверное, будь он настойчивее, ему бы сделали паспорт, но Коля удовлетворился на первое время какой-то бумажкой, а потом, остро чувствуя свою неполноценность, и вовсе засел в медвежьем углу в надежде когда-нибудь что-то вспомнить и никого этим вопросом больше не беспокоил. Благо в деревне к нему относились хорошо, а та самая пожилая фельдшерица пригрела, дала кров и не могла нарадоваться такому помощнику по хозяйству.
Года летели незаметно, но тянущая душу необъяснимая тоска не давала дышать свободно. Лишь редкие сны, хоть подчас и вгоняли в жуткий душевный сумрак, все же давали надежду, что когда-нибудь он сможет вспомнить и обрести себя.
Шум мотора подъезжающего внедорожника — а другой транспорт сюда бы и не проехал — он услышал сразу. В звонком морозном воздухе его можно было расслышать задолго до появления самой машины. Сердце мужчины отчего-то пропустило удар. Он встал и подошел к забору. Сам его несколько лет назад сделал. Старый покосился и сгнил настолько, что разваливался от простого прикосновения.
Машина тем временем остановилась, не доезжая несколько дворов. Кольнуло непонятное разочарование, но надежда, что поселилась в нем с самого утра, не желала отступать, и он, толкнув калитку, вышел на улицу и зашагал к машине. Показалось, что широкие шаги совершенно не приближают его к цели. А при виде женской фигурки в пуховике со зрением и вовсе начало твориться что-то неладное: она то приближалась, то отодвигалась так далеко, что и не разглядеть, хотя женщина стояла на месте и беседовала с бабкой Марьей.
Тут она будто почувствовала его взгляд, обернулась. Мужчине стало тяжело дышать, он рванул и без того не застегнутый тулуп, но воздух все равно не желал полноценно проникать в легкие.
— Серганиил… Сереженька… — сорвалось еле слышное с ее губ.
Неизвестно как, но он услышал. Голова пошла кругом, перед глазами все завертелось, хотя лицо этой женщины продолжало стоять перед глазами совершенно неподвижно. А потом его накрыла целая лавина воспоминаний. Лавина, под которой он еле устоял.
— Маринэль, свет моей души…
— Вспомнил… — выдохнула женщина и птицей полетела в его объятия.
Что-то там говорила бабка Марья, что-то бубнил водитель, который усиленно хотел что-то выяснить, но эти двое никого не видели и не слышали. Они смотрели друг другу в глаза, заново впитывали родной образ, вспоминали, принимали, обещали и признавались в самом сокровенном…
Она его нашла…
Глава 22
Проснулась я, вопреки ожиданиям, не только отдохнувшей, но и в хорошем настроении. Ночью мне снилась мама и… отец. Родители улыбались и что-то говорили, но я ничего не слышала, только радовалась их счастливым лицам и улыбалась. И даже такая иллюзорная встреча подарила небывалый заряд позитива!