Под нами - земля и море
Шрифт:
– Ты просто гений!
– Пожалуйста, без подхалимажа, Гриня. А ты, Николка, как смотришь на этот план?
– Мне что... План хорош... Бока выдержат.
– Ну, а коль бока выдержат, - быстренько одевайтесь и на аэродром, помогать техникам готовить "пешечку". Погода разгуливается. Слетаем к себе в тыл, попробуем, как оно получится...
Наполненная тревогами боевая жизнь научила быстрым сборам. Через несколько минут дружная троица в зимних летных костюмах шагала под фиолетовым небом раннего утра по хрустящему снегу.
– Денек сегодня
– Я вчера разговаривал с синоптиками, - вспомнил штурман. - Они правильно сказали: снежная заваруха закончится к утру, а потом дня три будет ясно.
– Не очень-то я верю этим "колдунам". У них как правило: "либо будет, либо нет".
– Это ты зря, командир, нападаешь на них. Синоптики не всегда ошибаются, бывает, и точно говорят, - с иронией сказал Гриша. - Вот на сегодня предсказали? Предсказали, а ты говоришь "либо будет, либо нет".
– Николка, как ты думаешь, наш Гриня правильно поступил, что стал штурманом?
– Да как сказать... - тянул Коля, стараясь дипломатично ответить на вопрос, предчувствуя в нем каверзу. - Если подходить с одной стороны - не зря... Если с другой, может быть, и зря...
– Так вот, я и подхожу с другой стороны. Напрасно он стал штурманом.
– Это почему же? - нетерпеливо спросил Гриша.
– А вот почему. Тебе надо было быть адвокатом. Уж больно ты любишь всех защищать...
С шутками, разыгрывая друг друга, дошли до самолета, у которого суетились техник и мотористы, разжигая специальные лампы-примуса для прогрева моторов. Увидев подходящего к самолету командира, техник скомандовал: "Смирно!" - подбежал и доложил:
– Товарищ командир, самолет готовится к полетам. Техник-лейтенант...
Саша не дал ему закончить, скомандовал:
– Вольно! - С каждым поздоровался за руку, сказал: - Сегодня нам предстоит сделать, возможно, не один опытный полет, поэтому "пешечку" нужно подготовить побыстрей... Вот мы и пришли вам помочь.
– Товарищ командир! Ну зачем вы так беспокоитесь? Поднялись чуть свет. Да разве мы не управимся? Скажете - к любому часу подготовим самолет... Вам отдыхать надо.
– Ничего! Ничего! Закончится война, отдохнем... Мы уже договорились: в первый день после победы будем спать, не поднимаясь, все двадцать четыре часа... Потом встанем... Немножко "заправимся", чтобы сны были веселее, и опять "добирать". Отоспимся, побреемся, брюки отутюжим, пуговицы на кителях надраим, воротнички сменим, ордена на грудь - и в Ленинград: невест выбирать. А потом и свадьбы закатим... Все вместе, за одним столом... Правда, орлы?
– Так точно, товарищ командир! Закатим свадьбы и пир на весь Ленинград! - смеясь, ответили друзья.
– Ну, хватит... Делу время, потехе час. За работу!
На востоке багряно пламенел небосклон. Выплыло ослепительное солнце, и первый снег, щедро покрывший землю, заискрился, заблестел.
Восход солнца... Над летным полем разносится гул прогреваемых моторов "петлякова". Будоража морозный воздух, скоро запели свои песни и другие самолеты. На аэродроме воздушных разведчиков начался новый боевой день...
Осмотрен самолет, аппаратура. Давиденко и Якушев постреляли в темно-синее небо из пулеметов, проверив их работу. Помогли технику и мотористам заправить самолет бензином, маслом, опробовали моторы и закрыли их теплыми чехлами. Александр весело скомандовал:
– Кончай работу! На завтрак, братцы-ленинградцы!
После завтрака Саша докладывал командиру полка свой план.
Тот выслушал, одобрил и разрешил начать тренировочные полеты на съемку южного берега Ладожского озера.
Экипаж недолго задержался на земле, и через несколько минут был в воздухе. "Петляков", набирая высоту, летел навстречу солнцу. Надеты кислородные маски. Внизу - белое пятно Ладожского озера, очерченное темной линией берега.
Высота семь тысяч... На стеклах кабин - тонкий узор легкого инея. За стеклами ртутный столбик термометра упал до минуса пятидесяти шести.
Сжимая штурвал, Александр перевел машину в горизонтальный полет. Он слышит по телефону, как Николай Якушев мурлычет себе под нос песенку про землянку где в тесной печурке бьется огонь и на поленьях смола, как слеза...
"Раз Николка поет, значит, в воздухе спокойно", - подумал Саша.
Григорий, согнувшись к планшету, лежавшему у него на коленях, с навигационной линейкой в одной руке и с карандашом в другой уточнял расчеты. Давно сбросил рукавицы - в них неудобно работать. А руки коченеют, и он, сдвигая с лица маску, часто подносит их ко рту, дышит на пальцы.
Расчеты закончены. Давиденко снял кислородную маску, отложил в сторону планшет, линейку. Прильнул глазом к окуляру оптического прицела, помогая командиру вывести самолет к расчетной точке для ввода в пике. Наконец махнул рукой и голосом продублировал по телефону:
– Пошел, Сашок!..
– Внимание! Приготовиться! - скомандовал Саша. И, задрав "петлякова", убрал газ, свалив самолет в отвесное пике.
Засвистел воздух, рассекаемый самолетом. От напряжения "запел" дюраль. Чем быстрее нарастала скорость, тем сильнее дрожал, вибрируя консолями крыльев, пикировщик.
Скорость - семьсот километров в час. Около полутора тысяч метров до земли, приближающейся с такой быстротой, что кажется, еще несколько секунд и самолет врежется в нее. Приложив к штурвалу всю силу рук, Саша потянул его на себя. "Проседая" на выходе, самолет потерял около тысячи метров, вышел на горизонтальную прямую и, подстегнутый моторами, на повышенной скорости пронесся вдоль южного берега Ладожского озера.
Напрасно штурман пытался подняться с сиденья, удерживая на груди фотоаппарат. Возникшая при выходе из пике сильная перегрузка не только выжала из глаз Давиденко снопы искр, но и впрессовала его в сиденье. Григорий не смог даже шевельнуть рукой. Пока он приходил в себя, самолет пролетел вдоль берега, который предстояло сфотографировать.