Под откос
Шрифт:
– Граждане пассажиры! – раздался из динамиков голос диктора, в котором тоже сквозило волнение. – Пассажирский поезд номер четыреста девяносто девять проследует без остановки по техническим причинам. Не волнуйтесь. Прошу всех пройти к билетным кассам и обменять свои билеты на следующий поезд. Повторяю…
– Черт знает что! – возмутилась жена. – Это наш поезд! Я хочу на него сесть!
Она сунулась было к цепи, но офицер не грубо, но и без лишних церемоний оттолкнул ее назад.
– По-русски сказано – проследует без остановки, – процедил он. – На ходу
Женщина обернулась к мужу, ища поддержки, но тот только покачал головой. Здесь явно происходило что-то серьезное. И у него было предчувствие, что от этого «серьезного» лучше бы держаться подальше.
Издалека послышались короткие тревожные гудки. Офицер дал команду, и цепь солдат сделала несколько шагов вперед, оттесняя людей подальше от края платформы. Никто к кассам не спешил, ожидая непонятного зрелища.
Наконец, показались огни приближающегося поезда. Он шел быстро. Слишком быстро.
Скоростемер показывал сорок пять километров в час. Ахмат и Никодимыч смотрели на него с замиранием. Точность показаний этого прибора оставляла желать лучшего, и Ахмату оставалось только надеяться, что он врет в большую сторону. Иначе…
Никодимыча же волновало другое. Нормальная скорость прохода по станции пятнадцать-двадцать километров в час. Они почти втрое превышали допустимую скорость. Любая стрелка могла оказаться роковой.
Все четверо, затаив дыхание, смотрели вперед. Рельсы мельтешили перед глазами, сходились, расходились, перетекали друг в друга. Они масляно отблескивали в резком свете прожекторов. Их путаница была похожа на кучу вываленных на землю сваренных спагетти, и было совершенно непостижимо, как диспетчер разбирается в этом хитросплетении.
Локомотив уверенно нес все свои сто сорок тонн по тонким железным нитям. Его колеса тяжело били по стыкам, передавая импульс удара на плохо подрессоренный корпус, и от этого каждый стык рельсов, каждая стрелка отдавалась в груди тех, кто был в кабине.
Рука Никодимыча побелела на штурвале контроллера. Он вцепился в него намертво, хотя все его нутро приказывало взяться за рукоять тормозного крана. Со лба тонкой струйкой сбегал пот.
Стажер Игорь стоял, стиснув зубы. Он видел оцепление на перроне, и только теперь понял, насколько все серьезно.
От них уже ничего не зависело, оставалось только молиться.
Дежурная по станции Кузнецова, немолодая полная женщина, тоже молилась в своей рубке.
– Быстро. Слишком быстро! – прошептала она, кусая побелевшие от напряжения губы.
– Что? – переспросил нависающий над ее плечом молодой парень, чуть старше двадцати пяти, который показал документы сотрудника ФСБ.
– Нельзя так быстро, – повторила женщина.
– Медленнее тоже нельзя, – «успокоил» ее чекист. – Ты все правильно сделала?
Она молча кивнула, хотя сейчас уже не была так уверена. Она еще раз пробежала глазами по лампочкам и тумблерам на пульте управления, и не нашла ошибок. Но паника рвалась изнутри, просачивалась по капле, мешала думать. Ей было очень страшно.
Пять человек спускались с сопки, не заботясь о маскировке. Внизу туман оказался не таким густым, как казалось с вертолета. Но все равно, видимость не превышала ста метров.
Старший группы поднял руку, приказывая остальным остановиться. Достал планшет, похожий то ли на маленький ноутбук, то ли на большой компьютер-наладонник. Красная точка пульсировала почти в центре экрана. Толстяк отер разбитые в кровь губы. Он расшиб их об собственные колени, когда десантировался с вертолета с высоты два метра.
– Совсем форму потерял, – выругался он. – Это где-то совсем рядом, там, в лощине. Тимошин, Гарифуллин – вперед. Остальные на месте.
Двое мужчин в армейском камуфляже молча скользнули в туман, и скрылись среди кустов. Где-то там, где они исчезли, журчал ручей.
– Нелогично, – подал голос человек в камуфляже коммерческого образца, подойдя поближе к старшему.
– Почему?
– Здесь, внизу, между сопками, поражающий эффект очень сильно снижается. Я бы заложил ее на вершине сопки.
– А я бы вообще не стал переть бомбу в тайгу, – усмехнулся толстяк. – Какая разница, сколько белок и кротов пострадает при взрыве? Это, в общем-то, совершенно не наше дело, но если ее ставят в лесу, а не в городе, то, я так мыслю, желают продемонстрировать, что она есть и работает, а вовсе не угробить побольше народу.
– А зачем это нужно? – вмешался третий, в натовском камуфляже.
– Если бы я это знал, был бы генералом, – отрезал старший. – Тихо. Возвращаются.
Из кустов, умудрившись не качнуть ни одной ветки, появился один из гонцов. Даже в неясных предутренних сумерках было видно, что его лицо напряжено.
– Что там? Нашли?
– Да, – вздохнул «армеец». – «Изделие» там. Я его не трогал.
– Правильно, – похвалил «коммерсант».
– Явных растяжек нет.
Он помедлил.
– Ну, чего там, не томи! – поторопил старший.
– Мишка там, – угрюмо сказал разведчик. – Мертвый.
16.
Электронная мелодия из трех нот резала мозг. Казалось, она гремит на весь вымерший вагон. Алексей зажал трубку у уха ладонью, но от этого для него она стала казаться еще громче. Эта проклятая мелодия играла уже в пятый раз, никак не давая соединения с абонентом.
– Черт! – раздраженно ругнулся Леха, и в этот момент пошли долгожданные гудки.
Один. Второй. Третий. Пятый.
– Ну, бери же трубку! – взмолился Никифоров.
– Коростелев, слушаю, – раздался в динамике мутный голос.
– Колька, ну, наконец-то! – чуть не запрыгал от радости Леха.
– Кто это?
– Я, Никифоров!
– Кто? – не понял Николай.
– Конь в пальто! – осерчал Леха. – Просыпайся, полковник! Портос это!
– Никифор, ты что ли? – Далеко в Москве Николай Коростелев сел на кровати, и потер глаза. – Блин, ты знаешь, сколько сейчас? Второй час ночи, между прочим!