Под парусом вокруг Старого Света: Записки мечтательной вороны
Шрифт:
Восьмиметровый встречный ветер, температура одиннадцать градусов, мелкий дождь, ночь. Печь сломана, авторулевой умер, глючит GPS. В трюме постоянно плещется лужа забортной воды, причина попадания которой в яхту остается загадкой. Курс на Готланд.
Утром швартуемся в гавани Вендбург. С документами под мышкой долго бродил по безлюдному берегу в поисках конторы или офиса — безуспешно. Ни охраны, ни представителей администрации, ни полиции, ни пограничников или таможенников найти не удалось. К воде и свету подключились без руководящих указаний — бардак.
Через пару часов к яхте на велосипеде подкатила девушка с косичками, похожая на пионервожатую. «Вожатая» представилась харбор-мастером, поинтересовалась, не нужно ли чего. Узнав, что необходим соляр, по телефону заказала заправщика и укатила, не поинтересовавшись даже нашими документами. О деньгах ни слова. Перед отъездом сообщила, правда, что брошенные на берегу велосипеды можно взять напрокат. Как взять? У кого? Каким образом? Где прокатная контора? Мы долго ходили вокруг велосипедов, не понимая, что делать, пока в пустой гавани не появился рыбак.
— Бери и езжай, — объяснил рыбак.
— А деньги?
— Деньги — в ящик.
Рядом с велосипедами действительно обнаружился деревянный ящик со шведскими медяками на дне.
Оформление сделки заняло секунду — два доллара в ящик, — и мы покатили по шведскому проселку, мимо редко стоящих домиков. В стране, где на улицах свободно валяются велосипеды, никакие ограды, разумеется, не предусмотрены.
— Дикие люди, — констатировал Президент.
Через несколько километров прочитали указатель: «Музеум». Большой поклонник искусств, Президент оживился. Подъехали — точно, надпись: «Эксгебишн». Зашли — выставка-продажа керамической миниатюры. Полки уставлены работами, и опять никого не докричишься — ни продавца, ни охраны.
Живую человеческую душу — заспанного официанта-латыша — нашли на противоположной стороне проселка в придорожном ресторанчике, принадлежащем вышедшему на пенсию рок-гитаристу. (Кто-нибудь видел рок-гитариста — пенсионера?)
— Вечером приезжайте, — посоветовал официант. — Тут концерт будет халявный.
— Да тут все у вас халявное, на выставке продавца не найти…
— Хочешь что-то купить? — поинтересовался официант.
— Нет.
— Тогда зачем тебе продавец?
Что тут возразишь?
Еще один русский приблудился к нам в этой шведской глубинке — харьковский фотограф Гриша. За бугром уже десять лет, женат на шведке. Встретившись с нами в гавани, стал зазывать в гости, обещая познакомить с женой и детьми.
Жена — скрипачка и по совместительству руководит шведским профсоюзом музыкантов, то есть крупный общественный деятель, со слов Гриши.
— Прямо-таки, «крупный», — усомнились мы с Президентом.
Но Гриша настаивал, что «крупный».
— Вроде вашего министра культуры. Пошли, увидите.
Президент отказался:
— Что, я чужих жен не видел?
— Так ведь министр культуры! Их Фурцева, можно сказать.
— Что мне Фурцева, — отмахнулся Президент. — Я с Окуджавой тридцать лет дружил. — И остался на яхте.
А я пошел. Интересно посмотреть, как живут крутые шведы.
Дом у шведского министра оказался немного меньше предбанника в сауне одного моего знакомого оптового торговца макаронами. А в остальном симпатично, хоть и бедно — не в пример моему макаронщику. Ни тебе оленьих рогов, ни фонтана… Вместо рогов дом набит детьми — союз харьковского фотографа и шведской Фурцевой оказался весьма плодовит.
Засидевшись в гостях, опоздал к назначенному времени для заправки соляром, за что Президент навтыкал мне: «Приперся в цивилизованную страну со своими совковыми привычками!»
Повинно молчал: не капитанское это дело, отвечать на упреки команды, тем более перед выходом. Вперед, на Эланд и Борнхольм!
Со времен Гамлета Дания сильно изменилась в лучшую сторону — уют и благодать. Вылизанные до блеска дома и улицы городка Аллинге — будто иллюстрация к сказкам Андерсена.
Аккуратная бухточка — главное украшение города. В бухточке яхты, такие же аккуратные и вылизанные, как дома. На яхтах добропорядочные, аккуратные датчане. Тишина и покой. Дети, разумеется, не плачут, собаки не лают. Мурлындия!
По соседству с нами, в кокпите выскобленной до блеска яхты под немецким флагом, — пожилая чета. Сидя по стойке «смирно», уставились в книжки.
— Гутен таг.
— Гутен таг.
Шумная молодая компания всю ночь галдела и безобразничала на набережной. Шипение открываемых пивных банок, звон бутылок, огоньки сигарет в темноте, визг девиц, крики, гогот, топот и пение…
Добропочтенные датские предки недорослей небось переворачивались в своих полированных гробах, глядя на то, как внуки уродуют и загаживают буквально вылизанную их вековыми стараниями страну.
Под утро, когда затихло, я вышел на пустынную набережную и в розовых лучах восходящего солнца пошел вдоль берега. Проходя мимо места ночной тусовки, остановился, пораженный: ни одного окурка, ни пивной банки, ни бутылки — стерильная чистота. Камни набережной, казалось, стали только чище, отполированные задницами юных обормотов. Остатки ночной «оргии» я обнаружил метрах в тридцати: пластиковые бутылки — в одном мусорном контейнере, пивные банки — в другом, окурки — в урне.
Я вернулся на яхту и заснул. И вы спите спокойно, почтенные предки молодых датских разгильдяев, — авторитетно свидетельствую: дело вашей жизни в надежных руках. Все путем…