Под покровом лжи
Шрифт:
— Мы должны предотвратить это, — твердо сказал Таа. — Нам нужен законченный бюрократ на посту вице-канцлера, — он посмотрел на стоящего прямо перед ним в кругу заговорщиков сенатора. — Сенатор Палпатин полагает, что лучше всего нам подойдет чагриан — Мас Амедда.
— Но Амедда, по слухам, спелся с Торговой Федерацией, — недоверчиво сказал Тиккес.
— Тем лучше, тем лучше, — возликовал Таа. — Чем более фанатично он будет относиться к регламенту, тем больше он будет мешать Валоруму.
— И чем все кончится? — спросил
— Да это для Валорума все кончится! — возопил Таа. — А когда этот славный миг наступит, мы выберем нового лидера с огнем в жилах.
— Бэйл Органа уже участвует в кампании, — сказал родианец.
— Как и Айнли Тиим с Маластара, — добавил Тиккес.
Таа заметил у дверей террасы Палпатина, оживленно беседующего с сенаторами от Фондора и Эриаду.
— Предлагаю рассмотреть кандидатуру Палпатина, — сказал тви'лекк, жестом указав на высокого сенатора от Набу.
Тиккес и остальные покосились на указанную кандидатуру.
— Палпатин никогда не согласится на выдвижение, — сказал Тиккес. — Он предпочитает быть на вторых ролях.
Таа хитро прищурился.
— Тогда мы должны убедить его. Только подумайте, что это будет означать для внешних систем, если на пост верховного канцлера будет избран кто-то не из Центральных миров! Это может означать даже равноправие всех рас. Если кому-то и под силу восстановить порядок, так это ему. В нем верно сочетаются самоотверженность и умение управлять. И не давайте себя одурачить: в этих свободных рукавах прячется сильная рука. Его глубоко волнует целостность Республики, и он сделает все, что потребуется, чтобы проводить законы в жизнь. Тиккеса еще терзали смутные сомненья.
— Тогда мы не сможет вертеть им, как вертим Валорумом.
— В этом вся прелесть, — сказал Таа. — Нам это и не понадобится, потому что он рассуждает как один из нас!
Глава 37
За всего годы знакомства Ади Галлия не разу не видела Валорума таким разбитым и подавленным. Иногда он бывал в дурном настроении и был излишне строг к себе, но обвинение в коррупции опрокинуло его в пучину, из которой ему было не под силу выбраться на поверхность. Ей показалось, что за месяц, прошедший с их прошлой встречи, он постарел на год.
— Ауродиум оказался последним ударом, который нанес мне «Невидимый фронт», — говорил он. — Террористы решили одним махом покончить и со мной, и с директоратом Торговой Федерации. Это все объясняет. А знаете, почему мои родственники на Эриаду не сказали мне ничего об ауродиуме? Потому что они почувствовали себя уязвленными тем, что я воспользовался гостеприимством заместителя губернатора Таркина, который, кажется, для них нечто вроде исчадия. А я сделал это просто из вежливости к сенатору Палпатину, который теперь считает себя частично повинным во всем этом несчастном стечении обстоятельств.
Ади хотела
— Хотя я спрашиваю себя, а не замешаны ли в этом определенные сенаторы. Те, кто предпочел бы увидеть меня опозоренным, нежели просто лишенным полномочий.
Ади пришла к нему в офис в здании Сената, который стал теперь местом многозначительных перешептываний и намеков. Дух Сената изменился — и Валорум считал себя в ответе за это.
— Это только вопрос времени. Вас обязательно реабилитируют, — попыталась заверить она его.
Он покачал головой.
— Немногие хотят, чтобы моя честь была восстановлена. И пресса — меньше всех. А поскольку террорист Хавак мертв, некому засвидетельствовать, что Торговая Федерация не пыталась меня подкупить.
— Если бы это было так, зачем бы тогда вам так стараться обложить налогами торговые маршруты? Налог сам по себе есть доказательство вашей честности.
Слабая улыбка Валорума выдала всю безнадежность, которую он сейчас ощущал.
— У моих оппонентов есть объяснение. Чтобы компенсировать налог, доходы с него, которые будут направлены на развитие внешних систем, будут переправлены в глубокие карманы мантий неймодианцев.
— Это все только гипотезы, — сказала Ади. — Они рухнут.
Но Валорум вряд ли слышал ее.
— Меня не волнуют, что говорят они обо мне лично. Но теперь все, чего мне удалось добиться в Сенате, висит на волоске. Меня заставили принять Мас Амедду, который так помешан на регламенте, что никакой новый закон не пройдет. На свет появилось еще больше комиссий и комитетов, а вместе с ними — и новые возможности для взяточничества и коррупции.
Валорум надолго замолчал, горестно покачивая головой.
— Убийства на Эриаду и нынешний скандал будут иметь далеко идущие последствия. Мне уже сейчас ясно, что джедаев нельзя будет привлечь к разрешению торговых споров без специального разрешения Сената. Но хуже всего то, какую плохую услугу я оказал Республике. На первых лиц государства смотрят все сограждане — даже если истинная роль не является решающей. Я ищу причины и пути коррупции и не могу понять, в чем моя вина. Неужели я выкинул из памяти все сделки, которые я заключал с темными личностями? Неужели я выкинул из памяти, что я и сам брал взятки?
Он поставил локти на стол и сжал виски, опустил голову.
— Прошлой ночью мне приснился ужасный сон. Наверное, это скорее отражение моего прошлого, чем предвидение будущего. Мне снилось, что меня со всех сторон осаждают какие-то призрачные армии, разные духи. Что-то тянулось ко мне из темноты, чтобы схватить меня мертвой хваткой и раздавить.
— Это ужасно, но это ведь всего лишь сон, — сказала Ади. — Не видение.
Валорум поднял глаза и попытался выжать из себя хотя бы ту же предательски слабую улыбку. Не вышло.