Под покровом ночи
Шрифт:
У Роанны не было машины, хотя Джесси получила свой первый автомобиль, когда ей исполнилось шестнадцать. Бабушка считала, что из соображений безопасности Роанне ни к чему самостоятельно выезжать на шоссе, и девушку это не особенно огорчало — ей больше нравилось ездить на лошади. Но сейчас бесенок, сидевший в ней, поднял голову.
— Я тоже хочу спортивную машину, — окинув всех наивным взглядом, сказала Роанна, — мне бы хотелось мудак… нет, «мудиак-Гран При».
Глаза тети Глории наполнил ужас, и она с грохотом уронила вилку в тарелку. Дядя Гарлеи подавился тунцом и, отдышавшись, расхохотался.
— Юная леди! — Бабушка ударила кулаком по столу, и Роанна виновато опустила глаза. — Ты прекрасно знаешь, что эта модель называется «понтиак-Гран-При», и не делай наивных глаз. Ты ведешь себя недопустимо. — Ее блеклые голубые глаза блеснули. — Выйди из-за стола! Я договорю с тобой позже.
— Извините. — Роанна соскользнула со стула и выбежала из столовой, но недостаточно быстро, чтобы не услышать, как Джесси произнесла со злостью:
— Как вы думаете, ее когда-нибудь можно будет сажать за стол с людьми?
— Я предпочитаю лошадей, — пробормотала Роанна, выбегая за дверь.
Она знала, что нужно подняться наверх и снова переодеться, но ей до безумия хотелось скорее убежать в конюшню после сцены в столовой.
Лойел завтракал в своей комнате около конюшен, просматривая при этом один из тридцати журналов по коневодству, которые он получал каждый месяц. В окно он увидел, как Роанна проскользнула в дверь конюшни, и покачал головой. Наверное, с ней опять что-нибудь произошло — неприятности с родственниками или опять нет аппетита, а скорее всего и то, и другое. Бедная Роанна постоянно чувствовала себя не в своей тарелке. Ее окружало всеобщее недоброжелательство, она замыкалась в себе до тех пор, пока обида не вырастала внутри нее так, что ее нельзя было больше сдерживать, и тогда Роанна взрывалась, и это вызывало только еще большее осуждение. В ней ни на йоту не было злобы мисс Джесси, зато сколько угодно озорства и лукавства. Наверное, именно поэтому ее так любили лошади.
В конюшне стояла только одна лошадь — любимый гнедой Люсинды, у которого была повреждена правая передняя нога. Лойел сделал лошади холодный компресс, чтобы уменьшить опухоль. Он услышал, как Роанна что-то напевает, поглаживая лошадь по морде, и усмехнулся, увидев, как животное зажмурилось от блаженства. Если бы семья давала Роанне хотя бы часть того тепла, которое она находила здесь, девочка давно перестала бы бьггь такой замкнутой, и жила бы той жизнью, для которой была предназначена.
После ленча в конюшне появилась Джесси и приказала одному из конюхов оседлать ей лошадь. Повернув голову, Роанна окинула ее взглядом. Джесси выглядела как настоящая хозяйка поместья. Роанна всегда сама седлала себе лошадь, и Джесси не развалилась бы, если бы сделала это без помощи конюхов. Лошади не любили и не слушались Джесси, что только подтверждало их смышленость.
Заметив иронический взгляд Роанны, Джесси взглянула на нее с холодной злобой:
— Бабушка никогда не простит тебе поведения за столом. Ей так важно было, чтобы тетя Глория почувствовала себя здесь как дома, а вместо этого все увидели неотесанную деревенщину.
Смерив ее злобным взглядом, Джесси вышла из конюшни, оставив за собой запах дорогих духов.
— Вот ведьма! — Роанна помахала перед лицом рукой, чтобы развеять тяжелый запах духов. Все-таки это несправедливо, что Джесси была такой хорошенькой, что она умела вести себя в обществе, была любимицей бабушки и что у нее был Уэбб.
Но негодовала не только одна Роанна. Джесси просто кипела. Чертов Уэбб! Зря она вышла за него замуж, хотя с самого детства делала все, чтобы этого добиться, да и в доме никто не сомневался, что рано или поздно они поженятся. Уэбб тоже хотел этого. Но кто же знал, что он станет таким… самоуверенным. И все же ей не следовало давать волю своим чувствам: во-первых, она не собиралась делать того, что уменьшило бы ее шансы стать хозяйкой Давенкорта, когда бабушка наконец умрет; и, во-вторых, у нее было смутное подозрение, что Уэбб, если надо, может дать волю рукам и повести себя совсем не как джентльмен. Она была просто идиоткой, что вышла за него. Ей нужно было убедить бабушку, чтобы она изменила свое завещание в ее пользу. К тому же до нее дошли слухи, что, когда он уезжал учиться в колледж, у него было несколько романов. Выходит, вместо того чтобы томиться по ней, этот подонок спал с другими женщинами!
Ну что ж, она тоже времени не теряла. Если он действительно верил, что все эти годы, пока он учился в колледже и путался черт знает с кем, его невеста сохраняла для него невинность, то он еще больший дурак, чем она. Джесси никогда не светилась дома, но если ей удавалось уехать в город на выходные, то разрешала себе как следует оттянуться. Подцепить какого-нибудь парня было до отвращения просто — достаточно намекнуть, и они бежали за ней, задрав хвост. Сладостное ощущение своей власти над мужчинами она впервые почувствовала, когда ей было шестнадцать. После венчания ей пришлось постараться — постонать, даже выдавить слезу, чтобы он был уверен, что ей больно. Когда его большая палка вошла в ее несчастную маленькую пушистую щелку, внутри все ликовало оттого, что его оказалось так просто провести.
Теперь она получила над ним реальную власть, теперь, после свадьбы, она ему покажет! Ведь у большинства мужчин самый большой соперник ума находится между ног. Опыт ее коротких связей показывал, что она могла лишать мужчин воли, в чем они сами ей признавались. Джесси уже строила планы: ночью она доводит Уэбба до изнеможения, а утром он становится мягким, как воск. Но она просчиталась.
Краска бросилась ей в лицо при воспоминании, как все было на самом деле. Переезжая через канаву, Джесси придержала лошадь, чтобы брызги не попали на ее сапожки. Во-первых, по ночам голову обычно теряла она, а не он. Уэбб мог заниматься этим часами, и его глаза оставались холодными, как бы она ни стонала и ни извивалась, как будто он догадывался, что для нее это не более чем состязание и ей во что бы то ни стало нужно одержать над ним победу. Но она должна была признаться, что победы в постели одерживал всегда он. И каким бы страстным и изнуряющим ни был секс, как бы изощренны ни были ее ласки, когда все заканчивалось, он как ни в чем не бывало засыпал, а на утро вставал и начинал заниматься своими делами, как будто ничего особенного не случилось, и ей оставалось только примириться с этим. Но она не могла!
Ее самое безотказное оружие — секс — не действовало на него! Поняв это, Джесси пришла в отчаяние. Он вел себя с ней так, как будто она все еще была не взрослой женщиной, а капризной девчонкой. С этой соплячкой, Роанной, он и то обращался лучше, чем с ней. Ей надоело оставаться дома одной, в то время как он ездил по всей стране. Он говорил, что это деловые поездки, но она не верила. В прошлом месяце ему понадобилось вылететь в Нью-Йорк как раз накануне того дня, когда они должны были отправиться отдохнуть на Багамы. А на прошлой неделе он по делам ездил в Чикаго и отсутствовал три дня. Она просила его взять ее с собой, умирая от желания пройтись по магазинам, театрам, ресторанам, но он сказал, что у него на это нет времени, и уехал без нее. И все это она должна терпеть! Наверняка он завел себе какую-нибудь глупенькую секретаршу и теперь мечтает побыть подальше от жены.
Но у нее есть неплохая возможность отомстить ему. Улыбнувшись, Джесси вонзила шпоры в бока лошади и только тут заметила человека, лежавшего под деревом. Вот она, ее месть, ее самая сладкая? месть. Страсть так сильно захватила ее, что иногда становилось страшно. Этот человек пугал ее. По-своему безжалостный, как иУэбб, но без его холодного интеллекта и совершенно лишенный морали — прямо животное.
Она вспомнила их первую встречу вскоре после похорон матери, когда она переселилась в Давенкорт и, подольстившись к бабушке, выпросила ее разрешение переделать спальню, которую выбрала для себя. Они вместе поехали в город, чтобы купить новую обивку, и там, в магазине, бабушка встретила свою старинную приятельницу. Их беседа несколько затянулась, и Джесси, выбрав ткань, сказала бабушке, что спустится в ресторан. Взяв там бутылку кока-колы, она сбежала вниз и зашла в маленький магазинчик, который торговал газетами и журналами. Еще там продавалась всякая всячина — косметика, ручки, дешевые книги в бумажных обложках. Впереди были выставлены вполне приличные издания, которые читают обыватели и домохозяйки, а в глубине на стеллаже стояли порнографические журналы. Старик продавец страдал артритом и почти все свое время проводил сидя за прилавком. Отсюда он не мог видеть, кто находится у запретной полки, если не встанет, а вставал он довольно редко.