Под прицелом войны
Шрифт:
Перед освобождением в 1945-м году, когда стала уже явственно доноситься орудийная канонада, всех узников погрузили на поезд и куда-то повезли. Видно, на уничтожение. Женщину с малым ребенком пожалел конвойный немец. «Скоро поезд сильно замедлит ход, – сказал он ей, – так ты прыгай вместе с девочкой, если хочешь жить!» И она прыгнула по его сигналу. Так и спаслись. Где-то отсиделись, а потом встретились с наступающими американскими солдатами. Ну а дальше была дорога домой.
Война детскими глазами
Родился 28 июня 1937 года в деревне Вортихово Касплянского (ныне Смоленского) района Смоленской области. Доктор биологических наук. Исследователь в области водообмена и экологической устойчивости растений.
Война уже где-то шла. О ней глухо и боязливо говорили. И все же сообщение о нападении и на нашу страну пришло как гром с ясного неба. Оно и в самом деле было голубым и ясным в те теплые июньские дни. Ни проводного радио, ни тем более радиоприемника в нашей маленькой деревушке (всего-то 19 домов!) не было. Но такая страшная весть быстро дошла и без них. С этого момента люди уже не знали покоя. Забегали, засуетились, заговорили вслух. Ощущение страха передавалось и в детские души.
Военные события между тем развивались стремительно. Соседнюю Белоруссию уже вовсю топтали кованые немецкие сапоги. Фронт неумолимо приближался и к Смоленщине.
Среди населения поползли слухи о немецких шпионах и диверсантах, забрасываемых в советский тыл на парашютах, что еще больше накаляло тревожную обстановку. Однажды под вечер чей-то легкий самолет, лавируя на низкой высоте между пригорками, приземлился на склоне одного из них. В треугольнике деревень Вортихово-Понизовье-Мокрушино.
– Сел! Сел! – возбужденно заголосила местная ребятня и гурьбой ринулась в ту сторону. Но пока добежала туда, машина вновь взмыла в воздух, оставив на сухой земле лишь небольшую примятость от колес. Кто и зачем приземлялся, осталось загадкой.
Бдительность сельчан в эти беспокойные дни доходила до курьезов. Как-то по деревне прошествовал облаченный в лохмотья старец, каких немало тогда бродило по проселкам. Попросил у встреченных женщин хлеба, поблагодарил за милостыню. В конце улицы попил воды из бадьи у колодца и, немного передохнув, отправился дальше.
Основная дорога вела здесь на запад, навстречу наступающим немецким войскам. Но он повернул от нее под прямым углом влево и заросшею колеей двинулся в сторону железной дороги Витебск – Смоленск. Примерно через километр-полтора ему бы пришлось пробираться уже густым кустарником. Местные через него ходили редко.
Выбранный старцем путь насторожил внимательных мужчин. Им показалось подозрительным, что он пошел не в сторону тыла, куда валил весь бегущий от войны люд, а скорее, в прифронтовую полосу. Вызвала недоверие и его остановка у колодца, на которую в мирное время, наверное, никто не обратил бы внимания.
– Может, он воду, гад, отравил, а мы проморгали? – предположил лысый дед с шишкой на голове (между собой его так и звали «шишка»). – Говорят же, что травят немцы колодцы. Надо догнать, пока в кусты не запрятался.
Два человека мигом запрягли в телегу лошадь и, нащелкивая кнутом, помчались вдогонку за «фашистским лазутчиком». Настигли у кромки кустарника, вытряхнули карманы и холщовую суму – ничего подозрительного. Только сухари да хлеб. Отвесили на всякий случай оплеуху – старец расплакался и стал отдавать и котомку, и харчи. Он так и не понял, за что его бьют. Пришлось отпустить задержанного с миром, хотя у преследователей еще и оставались сомнения – может, умело замаскировался немец под нищего?
Гул боев подступал все ближе, становился отчетливее и громче. Они шли уже на западных рубежах Смоленщины. В стороне Рудни, центра соседнего с нашим района, вторые сутки подряд гремели взрывы и слышалась яростная перестрелка. Сдерживая захватчиков, там бились насмерть. Кажется, на исходе этих суток вечерний горизонт на западе вдруг запылал, как на пожаре. Из местных такого огромного зарева еще никому не доводилось видеть.
Это, пожалуй, первое, что накрепко застряло в моей детской памяти. Наверное, потому, что вместе со всеми реально почувствовал, что с той стороны на нас надвигается что-то очень страшное. Уже будучи взрослым, узнал, что тогда наблюдал огневой налет «Катюш» на позиции немцев, второй по счету в истории войны. Вот отчего горел закат под Рудней, видимый за полсотни километров. Можно представить, что творилось внутри этого пекла!
В один из жарких июльских дней через деревню на восток потянулась колонна наших бойцов – запыленных и усталых, со скатками шинелей через плечо. Совсем еще юные ребята. Видать, перебрасывались на новые рубежи обороны. Шли скорым маршем и молча. Шагавший сбоку офицер строгим голосом подгонял отстававших.
Когда колонна поравнялась с вырытой посреди деревни копанью с водой (у нас ее звали сажалкой) – любимым приютом плавающей домашней птицы, один из бойцов не выдержал, метнулся в сторону, быстро зачерпнул пилоткой зеленую от птичьего помета жижу и стал жадно пить. Подбежавший тут же командир заставил вылить остатки и строго отчитал провинившегося. Как я теперь понимаю, питье при дальнем марш-броске не поощрялось, чтобы не расслабляться. Но тогда солдат было жаль. Жажда, судя по всему, мучила их отчаянно. Хотя подобную жидкую дрянь, по нашим понятиям, брать в рот совсем не следовало. Чистоплотные хозяева ее даже коровам не давали. Поили колодезной.
Не знаю, по чьему совету, но возле каждой избы у нас были заблаговременно вырыты землянки на случай бомбежки или артобстрела. Казалось бы, что здесь можно поражать? Ничего интересного для военных. Тем не менее, в период авианалетов на Смоленск немцы сбросили на крохотную деревушку аж восемь (!) бомб. Некоторые почему-то не сработали. Одна из таких угодила прямо в колодец. Тот самый, из которого пил воду «диверсант». Другая, пробив кровлю, потолок и пол избы, зарылась глубоко в землю. К счастью, в помещении в этот момент никого не было. Осенью 1943-го года при отступлении немецких армий от Москвы хата эта сгорела, и рядом хозяин возвел после войны новую. А вот что стало с бомбой, неизвестно. Может, и сейчас там лежит.
Так чем все же насолили немцам сельчане? Сами они – ничем. Но за околицей, на отшибе стояла построенная перед самой войной кирпичная школа. Под прикрытием ее стен сторожили небо три наши зенитки, поставленные в специально сделанные углубления. Выстрелы их и разозлили немецких ассов. Огонь батареи был подавлен, школа сожжена, но для острастки летчики сбросили оставшийся смертоносный груз и на саму деревню. Благо в начале войны у них этого «добра» хватало.
Та бомбежка застала меня с младшим братом в большой бочке возле дома. Внутрь ее мы как-то залезли сами еще до налета. А вот выбраться самостоятельно наружу в охватившей всех панике не смогли. Наш плач и отчаянные крики о помощи заглушал рев пикирующих самолетов и противный до ужаса визг падающих бомб. Казалось, что они летят прямо на голову. Подоспевшая откуда-то мама буквально выбросила нас из ловушки. В землянку же мы сами летели, как бомбы, – головами вниз и не чувствуя под ногами ступенек.