Под сенью каштанов
Шрифт:
Вторая, другая Броуди, ее дочь, и не подозревала о том, что у нее есть тетка, которая носит такое же имя и которая, может быть, еще жива, как не подозревала и о существовании двух дядей, Тома и Джима. Вторая Броуди всегда считала, что ее мать, подобно ей самой, была единственным ребенком в семье. Тем не менее в Ирландии у них осталась целая армия родственников.
Даже теперь, спустя столько лет, Меган частенько наказывала себя за прошлые грехи. Вот и сейчас она встала с кровати, подошла к окну и стала смотреть на ровную, искрящуюся серебром поверхность Мерси. Река выглядела безотрадно, заброшенная и необитаемая, и нигде не было видно
Через десять дней ремонт особняка был почти завершен. Броуди пришла в неописуемый ужас, зайдя однажды в кухню и обнаружив ее раскрашенной в отвратительные и отталкивающие цвета: горчичные стены совершенно не сочетались с кроваво-красной плиткой, хотя, надо признать, коричневый пол смотрелся не так уж плохо.
Диана призналась, что это ее вина.
— Я просто упомянула, что это сочетание цветов представляется мне очень удачным, но и подумать не могла, что мистер Питерсон не посоветуется с вами, прежде чем начинать ремонт кухни.
Броуди отмахнулась, мол, не переделывать же теперь всю работу заново.
— Надеюсь, что в конце концов я привыкну к новой кухне. Хотя изначально я намеревалась предложить кремовый и розовый тона.
— Старомодное, но милое сочетание.
Броуди рассмеялась, но ее слегка покоробила бестактность Дианы, как было и в тот раз, когда девушка заявила, что надеется больше никогда не увидеть этой кухни. Братья так и не пришли ее навестить, и Диана пребывала в расстроенных чувствах, хотя ее новая работа в Иммиграционном центре действительно оказалась интересной. Она очень нравилась девушке и занимала все ее мысли.
Стены в четырех больших комнатах, которые Броуди предполагала сдавать внаем, были тщательно вымыты, и шелковые обои сверкали во всем своем былом великолепии. Потолки радовали глаз безупречной белизной. Коридор был выкрашен в оттенки глубокого кремового цвета, вымытые оконные стекла стали такими прозрачными, что казалось, будто их нет вовсе, а сад перед домом наконец-то обрел ухоженный и благопристойный вид. Входная дверь по-прежнему была фиолетового цвета. Броуди попросила рабочих слегка проредить плети плюща, обвивавшего оранжерею.
— Он очень красив, и я не хочу все испортить, — заметила она. Обращаясь к Диане, она добавила: — Мама говорит, что отцу очень нравился плющ. Приходя сюда выкурить трубочку, папа сидел и часами смотрел на него.
Леонарда Гослинга, которому принадлежала малярная лавка, попросили вернуть на витрину табличку с объявлением. Броуди сказала, что если на него никто не обратит внимания, она разместит в газете «Ливерпуль-эхо» новое объявление о сдаче комнат внаем, хотя, по ее словам, спешить абсолютно незачем.
Она уже решила, что займет комнату по соседству с Дианой. И теперь оставалось сказать об этом Колину.
— Что?— не поверил тот своим ушам, когда жена сообщила ему о принятом решении. — Ты хочешь сказать, что бросаешь меня? — На лице Колина отразилось неподдельное изумление. Похоже, он был потрясен до глубины души.
— Не совсем так, — возразила Броуди. — Я оставляю тебя итвоего отца.
Было воскресное утро, поэтому Джордж еще не успел явиться в гости. Они с Колином сидели в гостиной, которую Броуди всегда любила. Комната была длинной и широкой, с окнами с двух сторон, в которые по утрам и вечерам заглядывало солнце. Именно здесь разыгрывалась драма их жизни, здесь любили отдыхать и играть их дети, здесь Колин учил их читать и здесь же они делали домашнее задание. На этом самом диване с обивкой вишневого цвета Броуди и Колин сидели, держась за руки, и смотрели телевизор до того, как родились Джош и Мэйзи, а потом, после того как дети уходили спать, иногда и сами засыпали здесь, если программа оказывалась скучноватой. Тот, кто просыпался первым, готовил какао на двоих.
Наконец Колин решительно заявил:
— Не говори глупостей, Броуди, — словно не поверил ни единому ее слову.
— Твоя мать ведь тоже ушла, ты не забыл? И разве ее поступок не наводит тебя на размышления? — Хотя, скорее всего, это лишь напомнило ему о том, что в этом мире есть уже две ненормальные женщины вместо одной. — Я всего лишь буду жить в Бланделлсэндзе, — ласково напомнила Броуди мужу. И тут ей пришло в голову, что сейчас именно онаведет себя как ненормальная. — Это совсем недалеко отсюда. Ты можешь приходить ко мне в гости, когда захочешь, да и я буду заезжать сюда за вещами и тому подобным. То есть если ты меня пустишь на порог, конечно. — Да, она выбрала занятный способ бросить мужа. Броуди улыбнулась, но Колин не принял ее шутки.
— Можно подумать, я оставлю тебя ждать снаружи, — сухо ответил он. В последнее время его голос постоянно оставался сухим — сухим или холодным и жестким. — Твое место здесь, рядом со мной. Отец же не останется жить с нами навсегда. Да и мама может к нему вернуться.
— Не думаю, что тебе стоит рассчитывать на это, Колин. Мне кажется, твоя мама оставила мужа навсегда. Да и я уезжаю не только из-за него, — поспешно добавила она. — Меня не устраивает то, что ты не желаешь и слышать о Мэйзи. Моя мама ничего не знает о внучке, а я же не могу каждый день звонить Джошу, чтобы поговорить о его сестре.
Мальчишеское лицо мужа исказила гримаса.
— Мэйзи получила по заслугам. Здесь не о чем говорить.
— Ну и кто из нас теперь ведет себя глупо?! — вскричала Броуди. Если она не будет следить за собой, то непременно расплачется. — Ведь мы с тобой говорим о нашей дочери, Колин. Нашей маленькой девочке, над которой ты плакал в тот день, когда она появилась на свет.
— Та девочка умерла, — упрямо заявил он. — Она стала другой, и я больше не хочу ее знать.
— Вот потому, что ты так относишься к ней, я ухожу от тебя, Колин. В этом и заключается главная причина.
Глава третья
Диана задержалась в подвале, куда Тинкер отправил ее разбирать залежи одежды, собранной для беженцев. Девушка вывалила на пол содержимое большущего пакета из магазина Джона Льюиса и выбрала из кучи черное вечернее платье с открытыми плечами и корсетом, разукрашенным блестками.
— Неужели оно может кому-нибудь понравиться? — обратилась Диана к Тинкеру, который в эту самую минуту присоединился к ней.