Под сенью клинка

Гыррр Макарка И.

— Ульрика? — искренне удивился Хельм. — При чём здесь Ульрика?

Ну да, подумала Талина, у тебя таких Ульрик — дюжина в каждом городе. С другой стороны, пока у той нет ребёнка, она может выйти замуж только за престарелого богатого вдовца четырёх с лишним дюжин лет и с детьми и внуками старше неё самой. Так ведь такого можно найти и через дюжину лет, и через две, и через три — старика найти никогда не поздно, даже самым уродливым бесприданницам. А уж с таким состоянием, как у Ульрики… Если же она забеременеет, то сможет претендовать на кого угодно. На Дерека — Талина прикусила губу — вряд ли, а вот на Ильма — вполне, их состояния, по слухам, соизмеримы. И тайный советник для неё — не лучшая партия, ни по деньгам, ни по происхождению.

Эльфийские родственники Ульрики будут против такого брака.

— Я не подхожу для неё, — пожал плечами тайный советник, — я не купец и не князь. Да и мало ли кто и где за мной бегает, сама знаешь — у нас под небом обычаи другие, не обращай внимания.

— Вот именно, — Талина продолжала вертеть пружину, стараясь не встречаться глазами с Хельмом, — другие.

Всё-таки набралась смелости и посмотрела на него. Рядом с ним она будет казаться крошечной тощей страшилкой, но у подгорных жителей детей всегда много, даже под небом, и — через несколько лет ему будут только завидовать, и никто никогда не скажет, что они не ровня. А он — он никогда её не ударит, не предаст, будет оберегать и защищать. И за её деньгами он не гонится, а что гонится за детьми — так их все хотят. А женщины — пусть себе, если потихоньку — разве её это волнует?

— Не переживай, — улыбнулся Хельм. — Ты же меня знаешь — я не пью, бить тебя точно не буду, твои деньги по брачному договору тебе и останутся, с работой — помогу, нянек — обеспечу, и докучать тебе излишним вниманием не стану, если не захочешь. А остальное… у меня прекрасный нюх, ты ничего не заметишь. Если же однажды тебе станет не всё равно — никаких проблем, только скажи, ни на одну женщину не посмотрю.

Как хорошо, что ей под руки подвернулась эта пружина. Она отвлекает внимание и позволяет тянуть с ответом.

* * *

Армидалий упал в кресло и блаженно вытянул ноги. Три ночи в лесу с пятым курсом — радость не большая. А утром — лекции и семинары. Просил же не ставить утренние часы после ночной практики! Нет, как всегда: кто в любимцах у Драгомила, тому и расписание удобнее, и группа способнее, а ему — тупицы и утренние семинары после бессонной ночи. Впридачу ко всему на третьем курсе не вышел второй страхующий, и Армидалий всё занятие трясся, что сейчас кто-нибудь из дуболомов разнесёт аудиторию. Пришлось засадить всех за конспектирование трактата и страховать самому, потому что иногда и тупое переписывание не гарантировало, что кто-нибудь не решит опробовать на себе или соседе новое заклинание. Зато на этот раз никого в лечебницу везти не пришлось — удалось вовремя перехватить «замерзающий водопад» и отправить его создателя на кухню. Лучше бы в карцер. Пара дюжиниц в карцере — и до любого дойдёт, чем могут обернуться несанкционированные эксперименты на лекциях. Ему самому этот метод очень хорошо помог в своё время. Розги — тоже прекрасное лекарство от слабоумия. На этих дельных мыслях в преподавательскую ввалились Починок и Буничар. Буничар как всегда что-то увлечённо рассказывал на ходу:

— …какое там отношение проекций угла потока два к семи? Он площадь квадратной пентаграммы вычислить не смог… данных, говорит, не хватает — одна сторона квадрата известна, а вторая — нет…

И не надоедает ему удивляться, полусонно подумал Армидалий, пытаясь бросить тонизирующее заклинание на мятно-черничный отвар. Лучше б нормальным ответам удивлялся: два-три раза в год — точно не надоест. У него самого вон вчера первый курс ни с того ни с сего хохотом зашёлся, когда он произнёс «закрытый и замкнутый на себя артефакт…» Никогда не знаешь, что им в голову взбредёт, и какие слова они сегодня сочтут неприличными. И вообще, что ругаться на студентов, если сам только что собственноручно пересолил черничный отвар?

Он сосредоточился, убрал заклинание, солёный привкус и начал колдовать заново. Отвратительная вещь — бытовая магия, никогда ему не нравилась. Надо, кстати, пригнать домой парочку семикурсников — крысоотпугивающие заклинания обновить под предлогом зачёта…

— Слышал новость? — развалился в кресле Починок, заплетая бороду в косичку. — Драгомил велел поставить ещё двоих страхующих. Сегодня подписал приказ. И куда, думаешь? На полудюжинный? Хе-хе. На первый. Выделил средства. Наконец-то! Не сменился ещё эльфийский король, а мы уже ставим дополнительных страхующих на первый курс. Скорее бы уж наш благодетель на седьмой перешёл — глядишь, под это дело семерых страхующих выбьем…

— Кто благодетель? — не понял Армидалий. Не похоже, чтоб на первом курсе учился отпрыск главы торговой гильдии или кого там ещё. Сплошь нищета — ни на взятку не скинутся, ни дополнительных занятий не оплатят.

— Да Гозрений, — хмыкнул Починок. — Не слышал что ль? Тайный советник с полдюжиницы тому соизволил почтить своим вниманием наше скромное заведение, и поинтересовался успехами студента первого курса Гозрения. Драгомил предупреждал, что за мальчишку просил сам владыка, ввели ради него на первый курс второго страхующего, а уж когда тайный советник первым делом о нём спросил… Дюжину страхующих они не хотят? Скоро их будет больше, чем учащихся в группе.

— Хороший мальчик, способный, — пожал плечами Бучинар, — проблем с пентаграммами у него не будет — считает на раз, чертит так вообще идеально… гном всё-таки. А на первом курсе страхующие, пожалуй, и нужнее…

— Неплохой юноша, — согласился Армидалий, — целители всегда требуются. Старательный, серьёзный и вдумчивый. Далеко пойдёт.

— Да-да, очень вдумчивый, — подтвердил Починок. — Не далее как вчера придумал новый принцип подбора кличек для преподавателей. Вас, к примеру, теперь называют Клистир.

— Почему? — поперхнулся Армидалий.

— А кто решил на уроке нарисовать на доске принцип вытекания энергии из закрытого и замкнутого на себя артефакта? С вашими-то способностями к изобразительному искусству. Я видел рисунок — клистир он и есть клистир. Очень серьезный ученик. Очень.

Ударил колокол. Посмотрим, кем тебя обзовут, злорадно думал Армидалий, направляясь в класс. Всё ещё впереди.

* * *

Начали желтеть листья — ещё немного, и они начнут облетать, объяснили Дереку. Дни стали короче, днём и вечером над замком кружились птицы. Вызванные художники расписали покои Дерека так, как он показал, бросая на владыку косые взгляды. Ничего, перебьются. Это его дворец, и он имеет право на личные пристрастия. Тем более никто, кроме горничной, туда не заходит. Дел было много — но они не отвлекали. Вслед за проливными дождями пришла тёплая солнечная погода, и в близлежащих селениях начали играть свадьбы.

После бессонной ночи и долгой пробежки вдоль реки он вернулся в замок, чтобы ощутить непривычную тишину. Обошёл левое крыло, проверил караулы у запертых кабинетов советников. Заглянул к себе, пролистал свитки и подшивки. Вынул из ножен клинок, толкнул обратно. Поупражнялся с бичом — сколько ни тренировался уже здесь, изобразить из себя новичка всё не получалось. Позвали к завтраку. Дождевики показались безвкусными. Подосиновики и опята повар недосолил и переварил — есть их было невозможно. Грузди и рыжики скрипели на зубах, а каша не вызывала никакого желания её попробовать. На рыбу смотреть было тошно. Дерек высыпал в кашу ложку соли и полил горчицей — омерзительным жгучим изобретением этого мира: вкус не появился. Добавил хрена — никакого результата. Арденийское оказалось совершенно пресным. Таргенайское тоже. По-хорошему, их и не надо себе позволять, пока казна не рассчиталась с господином Хантом. Хотя что там стоимость кувшина — искра в вулкане, но совесть по крайней мере будет чиста. Дерек потягивал вино и смотрел на недоеденную безвкусную кашу с горчицей. Так теперь будет всегда? Разум возражал, но чувства говорили — всегда. Это — жизнь?