Под теми же звездами

Андрей Митрофанович Ренников (настоящая фамилия Селитренников) родился 14 ноября ст. ст. 1882 г. в Кутаиси в семье присяжного поверенного. Детство провел в Батуми, затем в Тифлисе, где учился в Первой классической гимназии. Занимался музыкой, участвовал в гимназическом симфоническом оркестре в качестве одной из первых скрипок. После гимназии поступил в Новороссийский университет (Одесса), где окончил физико-математический и историко-филологический факультеты, получив Золотую медаль за сочинение о работах немецкого философа Вильгельма Вундта. Во время революционных волнений и временного закрытия университета в 1905–1906 гг. несколько месяцев жил в Кишиневе, сотрудничал в газете «Бессарабская жизнь». По окончании учебы был оставлен при Новороссийском университете

В 1912 г. Ренников написал роман «Сеятели вечного», открывающий настоящий сборник. Он так вспоминал об этом своем творческом опыте:

Восстановить в полном величии отживший русский роман и было моей скромной задачей.

Составил я план на 36 глав; набросал чертеж квартиры, в которой жил мой герой, чтобы тот не путался – где его спальня, где кабинет, где выход на парадную лестницу, – и приступил к делу. Особого стиля изложения я так и не выбрал, решив писать естественно, как выходит. Ведь у Достоевского, например, стиль тоже не особенно важный, а между тем, как все его читают и как увлекаются!

Однако, чем дальше подвигался я в своей работе, тем больше всяких трудностей встречал на пути. Прежде всего, нужно всё время помнить, как зовут каждого из многочисленных действующих лиц по фамилии и по имени-отчеству. Это и автору неловко, и читателю неприятно, когда одна и та же дама утром называется Верой Петровной, а вечером Екатериной Ивановной. Кроме того, иногда от небрежности автора тот или иной герой меняет свой рост или цвет волос на разных страницах.

Понятно, чтобы избежать этого, лучше всего поступить так, как делал, кажется, Александр Дюма-отец: вылепить из глины отдельные фигурки действующих лиц, раскрасить и расставлять по мере надобности на письменном столе. Но как их лепить или кому заказать?

Затем возникло и другое затруднение, чисто стилистического характера. Сначала, давая диалоги, я писал так: «Хорошо, – улыбнулась она». «И неужели вы ему поверили? – расхохотался он». «Да, я ему никогда не доверяла, – села она на диван…»

Но, к счастью, в период своего творчества прочел я случайно где-то строгий отзыв Толстого о новых русских писателях. Толстой говорил: «Хорошо пишут теперь! Например: "Я согласна, – дрыгнула она ногой"».

Поняв, что Толстой, действительно прав, стал я спешно переделывать свои диалоги и ставить везде «проговорил он» или «сказала она». Но какая это работа! Ведь в русском языке очень немного подходящих для данной цели глаголов: сказал, проговорил, произнес, спросил, ответил, заметил, прибавил, согласился… Есть еще – «молвил» или «изрек». Но никто сейчас не употребляет этих архаических слов.

И, наконец, – образы или метафоры. В прежние времена писателю легко сходили с рук такие выражения, как «мраморные плечи», «жгучие взгляды», «коралловые губки», «лицо – кровь с молоком». А теперь за такие вещи авторов презирают. Для плеч и губ нужен другой материал. Сравнения должны быть новые, незаезженные, которых никто не употреблял до сих пор. Но хорошо требовать. А как найти?

Целый год сидел я над романом и провел это время точно в забытьи. Чтобы показать окружающим, что Аполлон призвал меня к священной жертве, придал я своей внешности соответственный вид. Не стригся ежиком, как раньше, а запустил длинные волосы и зачесывал их назад. И лицу придавал выражение загадочной томности, необходимой для непрерывного общения с музой.

Впрочем, я и на самом деле тогда значительно побледнел и похудел.

– Что с вами? – участливо спрашивали меня знакомые. – Не катар ли желудка?

– О, нет. Пишу роман… – небрежно отвечал я.

Наконец, работа выполнена. Озаглавил я рукопись словами «Сеятели Вечного»; в подзаголовке написал «сатирический роман», чтобы читатели сразу знали, в чем дело; и на свой счет издал книгу у Вольфа в Петербурге. В Одессе печатать не хотел, так как на провинциальные издания у нас смотрели с пренебрежением.

Получив от Вольфа часть экземпляров, стал я их рассылать во все стороны для отзыва. Разослал массу; в столичные газеты и журналы, по провинции, отдельным выдающимся писателям, публицистам, литературным критикам… [1]

Роман прочитал известный публицист М. О. Меньшиков, и пригласил Ренникова в Петербург, где тот стал сотрудником и редактором отдела «Внутренние новости» газеты «Новое время», издаваемой А. С. Сувориным, а позднее его сыном – М. А. Сувориным. Теперь Ренников регулярно печатал в газете рассказы и очерки, а также так называемые «маленькие фельетоны» (в этой рубрике публиковались многие известные авторы, например, В. В. Розанов, В. П. Крымов). Одновременно работал главным редактором еженедельного литературно-художественного и сатирического журнала «Лукоморье» (СПб., 1914–1916), издателем которого также являлся М. А. Суворин. Периодически печатался в «Вечернем времени», издававшемся Б. А. Сувориным. В октябре 1917 г., после закрытия «Нового времени», публиковался в пришедшей ей на замену газете «Утро», выходившей, впрочем, очень недолго, поскольку типография вскоре была захвачена большевиками.

В дореволюционные годы Ренников написал также сатирические романы «Тихая заводь» и «Разденься, человек»; очерки «Самостийные украинцы», «Золото Рейна» и «В стране чудес: правда о прибалтийских немцах»; сборники рассказов «Спириты» и «Лунная дорога».

Автор быстро стал известен всей читающей России, но поскольку он работал в газете «Новое время», отличавшейся правыми взглядами, его замалчивала либеральная пресса, как в предреволюционной России, так и впоследствии за рубежом.

Преосвященный Никон (Рклицкий), архиепископ Русской Православной Церкви заграницей, вспоминал:

Это был талантливый писатель, высокообразованный человек, подлинный русский патриот, верный сын Православной Церкви… Андрей Митрофанович имел душу, стремившуюся к добру, к красоте, к истине. Он был очень скромен в своей личной жизни, никогда не принадлежал к так называемой «литературной богеме», которой тогда в России были богаты русские газеты, особенно так называемого «прогрессивного» направления [2] .

Через месяц после захвата власти большевиками Ренников, увидев в одной из газет в списке врагов народа свое имя, воспользовался тем, что был упомянут псевдоним (Ренников), а не настоящая фамилия (Селитренников), успел оформить документы на выезд и покинул Петроград:

Уехал я, слава Богу, благополучно. Смотрел в окно на мелькавшие огни пригорода, на мутное зарево над покинутой столицей; радовался, что избег опасности, грустил о тех прекрасных годах, когда не было еще жалкого Петрограда, а был блистательный Санкт-Петербург.

И не догадывался я, что сегодня в последний раз вижу всё это. В последний раз проезжал по любимому Троицкому мосту, по ставшему таким родным Невскому проспекту [3] .