Под темной луной

Казнь транслировалась на всю страну. Это новшество я ввел с одобрения его величества и потому точно знал, что сегодня после завтрака все королевское семейство во главе с королем удобно устроится в мягких креслах около огромного королевского экрана.

На рассвете Трик Пил под усиленной охраной был доставлен в специально пристроенную к моему замку мощную башню. Телекамера вела его по мрачным каменным ступеням до самой верхней площадки, где, за железной дверью, в комнате без окон, была установлена электрическая гильотина. Там судья, по традиции одетый в красное, зачитал ему приговор, а весь в белом тюремный священник напутственную

Все экраны великого королевства показали крупным планом осунувшееся лицо молодого человека с горестным взглядом серых глаз. Он прямо и честно взглянул в камеру, вздохнул, и тихо, но твердо выдохнул:

– Мама! Я не виновен!

И худенькая сероглазая женщина в старом доме на окраине Марофеля упала в обморок. А стражи подвели Трика к стойке гильотины и намертво закрепили его руки, ноги и торс. Затем все вышли из комнаты и заперли дверь.

Королевство затаило дыхание. Никогда еще им не приходилось видеть казнь так близко. Мест на тюремной площади, где обычно проводились мероприятия такого рода, хватало лишь для нескольких сотен граждан. Лучшие места доставались самым именитым и богатым, поэтому удачей досконально рассмотреть все подробности могли похвастаться немногие.

Наиболее чувствительные из зрителей закрыли глаза, когда из стены сзади осужденного выдвинулось тонкое, острое как бритва лезвие и коснулось шеи. Затем афийцы получили возможность наблюдать как судья, сидя за пультом в соседнем помещении, с важным видом нажимает главную кнопку.

И, наконец, мы увидали леденящие душу кадры, вот мелькнуло быстрое лезвие, недоуменно вздрогнули и застыли губы осужденного, хлынула потоком темная кровь и медленно скатилась на пол отрезанная голова. А потом разошлись металлические плиты пола, и стойка с останками преступника ушла вниз.

– Впечатляюще, не правда – ли?- довольно ухмыляясь, спрашиваю молодого человека, сидящего перед экраном рядом со мной.

– Да уж! – потрясенно выдохнул он, отирая платком пот со лба. Помолчал, и, расстроено пряча глаза, прошептал:

– А кто он?

– Кого именно ты имеешь в виду? – не понял я.

– Ну, этот, – все так же глядя куда- то в сторону, с запинкой лепечет Трик, – Которому голову отрезали?!

Так. Похоже, парень думает, что вместо него казнили кого-то другого! И кто же это мог быть по его мнению? Какой-нибудь доброволец? Или срочно покаявшийся настоящий убийца?!

– Эй, Трик!- сурово заявляю, уставившись ему в глаза, – Неужели ты думаешь, что я способен вместо одного невиновного казнить другого?!

– Значит, ты веришь, что это не я убил учителя? – поднимает он на меня свои честные глаза.

– А если бы не верил, зачем бы я тебя спасал?

– Но ведь я сам видел, как ему отрезало голову! – не сдается Трик.

– А это все видели, – хмыкаю удовлетворенно, – но, тем не менее, это просто трюк!

Объяснять ему, что это не трюк, а обычная компьютерная программка, я не стал. Хотя наши эксперты и кричат в один голос, что Трик Пил гениальный изобретатель, но даже гению нельзя вываливать на голову достижения цивилизации превосходящей его собственную почти на триста лет.

Собственно, именно из-за этого гения я и прибыл так спешно на Корван, оставив Тези и Гая на Деллии разруливать донельзя запутанные дела низран.

Трика явно подставили в убийстве старого учителя, и спасти его от казни могло только чудо. А этим самым чудом мог быть только я. Ведь именно я уже почти четыре года являюсь главным тайным советником Его Величества Маннейга Третьего, Короля Афии. Это, если исключить последний год, который я провел, согласно официальной версии, в кругосветном плавании с великой целью изучения стран и народов, находящихся на островах и континентах западного полушария планеты Корван.

На самом же деле, меня не было не только на Корване, но и во всей системе этого Солнца. По вызову моей матери, по совместительству Начальника особого отдела ОПРП, я проводил на Деллии, в Низранской пустыне, секретную операцию, едва не стоившую мне жизни.

– Эзарт, а когда мне можно будет повидать маму? – прерывает мои мысли робкий голос Трика.

Отличный вопрос, ничего не скажешь! И как мне прикажете отвечать этому чудаку? Мало ему того, что остался жив вопреки всем законам королевства, он еще и собирается разгуливать по городу, успокаивая своих родственников!

– Послушай, Трик! – проникновенно объясняю подопечному, – Как ты думаешь, что ожидает меня, если ты выйдешь отсюда проведать свою мать, а тебя кто-нибудь узнает?! Ведь твое лицо крупным планом рассмотрело все королевство!

– Но я же могу наклеить усы и бороду! – наивно заявляет он.

Изобретатель, ничего не скажешь!

– А собакам королевской стражи что приклеишь, чтоб они тебя не узнали?! Ведь и трех недель не прошло с тех пор, как их науськивали на тебя?! А закон, запрещающий выражать соболезнование родственникам казненных преступников?! Ведь в дом твоей матери сто дней не должны входить гости! И, наконец, где гарантия, что твоя мать, увидев казненного сына, не получит разрыв сердца, или, в лучшем случае, не сойдет с ума?!

– Ну, может быть, ночью подбросить ей записку?! – не сдается Трик.

– Нет! – безапелляционно отвечаю я. – НЕТ и НЕТ! Даже если бы только моя жизнь была под угрозой, я бы сказал нет, так как надеюсь помочь в этой жизни не только тебе! Но под угрозой еще и жизнь тех, кто помогал мне, твоя и, наконец, твоей матери! Поэтому пока забудь об этом, и дай мне слово чести, что не попробуешь предпринять что-либо за моей спиной! – -Руиз! – командую возникшему в дверях секретарю, – отведи Трика в его комнату и запомни, что сегодня он ни под каким предлогом не должен её покидать! Позже я намерен отправить этого мнимоказненного на чердак, в потайную комнатку, о существовании которой не знает даже испытанный секретарь. Проводив взглядом поникшего изобретателя, встаю с кресла и подхожу к окну. Особое расположение моего жилища дает мне прекрасный обзор с высоты птичьего полета громоздких домов и дворцов Марофеля утопающих в тенистых садах. Замок, который я выбрал для своей резиденции, стоит на высоком уступе скалистого отрога Айлинских гор, в некотором отдалении от города, и именно это сыграло для меня решающую роль при выборе жилища. Правда, Маннейг Третий был вначале против моего выбора, он привык иметь тайного советника под рукой днем и ночью. Но как раз это и не устраивало меня, поэтому я проявил всю твердость и изобретательность, чтобы отстоять свой выбор. Главным аргументом я выставил свою нелюбовь к шумным балам и увеселениям, могущим помешать моим занятиям делами королевства. И, наконец, предложил установить в покоях короля прямую связь с моим замком. И вот эта-то связь и возвещала в тот момент, когда я разглядывал в окно слегка подзабытые пейзажи Марофеля, что его величество желает со мной поговорить.

– Слушаю, Ваше Величество!- Говорю почтительным тоном, прижимая к уху телефонную трубку из знаменитого зеленоватого Айлинского мрамора искусно инкрустированную серебром. Но вместо сочного баритона Маннейга из трубки доносится гневный рыдающий женский голос:

– Эзарт, ты знаешь, что ты негодяй?!

– Нет, ваше высочество! – озадаченно отвечаю трубке, узнав голос Дариналь, старшей из трех принцесс.

– Так вот, теперь знай! Ты самый гадкий негодяй из всех негодяев!

– А могу я узнать у Вашего высочества, на чем основано такое утверждение?! – интересуюсь я, понимая, что невольно чем-то здорово обидел прежде более чем лояльную принцессу.