Под тремя башнями

Дмитриев Николай Николаевич

— Слушай, давай Сашку покажем, откуда он выпал, может, там чего вспомнит?

— А ты знаешь, где? — усомнился Мирек.

— Тю! — фыркнул Ярко. — Я ж тут був. Он, воно зовсим рядом…

Ярко встал с плащ-палатки и показал на черневшую над землёй у самого основания Воротной башни приличных размеров дыру. Сашка тоже попробовал встать, но его сразу качнуло, и Ярко тут же подхватил друга.

— Тримайся и пишлы потроху…

Мирек тоже начал помогать, и так, поддерживаемый с двух сторон, неуверенными шагами Сашка подошёл к месту своего освобождения. Только здесь, стоя у огромной

груды кирпича, в которую превратилась свежесложенная стена, можно было понять, как всё произошло. По краю старой кладки были видны следы грубой зачистки, значит, между стенами был специально выбит зазор. К тому же сооруженная почти без фундамента стена не имела опоры.

Сообразивший это первым, Ярко показал Сашке на верх дыры.

— Ось там треба було штовхаты, а ты, мабуть, снизу зачепыв, от и обвалыв все на себе…

Пока Ярко объяснял Сашке, что с ним произошло, Мирек перелез через груду битого кирпича и уже оттуда из середины, крикнул:

— А ты, Сашко, вовремя выдерся! Тут старая стенка тоже ссунулась и больше прохода нет!

Друзья так и не успели обсудить сообщение Мирека, так как от ворот к ним вышел военврач и удовлетворённо хмыкнул:

— Вот вы где… — Он взял Сашку за плечи. — Пошли, хлопче, машина ждёт.

Возле «виллиса», стоявшего у въезда, первой к Сашке подошла пани Цыбульская.

— Саша, я так за тебя рада! — Она ласково погладила его по щеке и, ничего не объясняя, добавила: — Если б не ты…

Сашка понял, что его благодарят за письмо, сконфуженно пробормотал:

— Да что там… — и с трудом забрался на заднее сиденье «виллиса».

Военврач начал обсуждать с майором, куда и как везти Сашку, хлопец прислушался, и тут кто-то осторожно тронул его за рукав. Сашка повернул голову и увидел незаметно подошедшую к машине Нонну. Девочка неожиданно наклонилась близко-близко к хлопцу, поцеловала его в щёку и прошептала:

— Спасибо…

От этого поцелуя Сашкина голова закружилась, он дёрнулся, зачем-то сунул руку в карман и вдруг ощутил под пальцами холодок металла. Что-то такое вспомнилось и, достав колечко, Сашка протянул его Нонне.

— Это тебе…

— Так ты прошёл… — восхищённо прошептала Нонна, её глаза заблестели, а дорогое украшение, несколько сот лет пролежавшее в подземелье, вспыхнуло в солнечном свете жёлто-зелёными лучиками…

Эпилог

Над замковой площадью стояла знойная тишина. Солнце, висевшее в зените, освещало старый, поросший травою булыжник и пыльную листву деревьев, толпившихся за обшарпанными заборами. Всё было, как тогда, в тот памятный июльский день.

Казалось, время не коснулось этого уголка Старого города, и всё же пристальный взгляд улавливал перемены. Со стен монастыря исчезли трещины, и только металлические пластины, видные даже от ворот замка, подсказывали, где прошли конструкции, укрепившие ветхое здание. Башню Гнездецкого покрыла островерхая гонтовая кровля, а прямо над головой, на сорокаметровой высоте, кокетливо сплетались ажурные кирпичные завитки зубцов-мерлонов. Замковая стена пестрела свежими латками, а там, где когда-то дверной проём вёл прямо в пустоту над откосом, теперь навис смотровой балкончик, под которым, как и прежде, уходила круто вниз знакомая тропинка.

Мужчина медленно прикрыл глаза. На какую-то секунду ему явственно почудилось, что рядом на балюстраде сидит рыжий крепыш Ярко, а по тропинке вот-вот пробежит Мирек, возвращаясь от пани Цыбульской…

— Па, а ход это вон там, да?.. — Сын тронул отца за локоть и показал на большое пятно новой кладки, чётко выделявшееся на правой стороне Въездной башни.

Ещё не видя отверстия, мужчина кивнул и открыл глаза. Он просто почувствовал, что сын не ошибся. Когда-то, для мальчишки, стоявшего теперь рядом, — давно, а для него, взрослого, — словно вчера, его после испуганного вскрика засыпало здесь кирпичами внезапно повалившейся стены.

— А как же комната с сокровищами? Она тут? — снова спросил сын, явно удивлённый тем, что отец, так много ему рассказывавший, сейчас молча стоит на круто заползающей в ворота дороге.

— Я не знаю… И никто, пожалуй, не знает… — Мужчина снова почувствовал себя пятнадцатилетним Сашкой, засыпанным взрывом в одном из глухих переходов… Тогда он почти две недели провалялся в военном госпитале, и за это время явь прочно перемешалась с то ли сном, то ли бредом у него в голове.

По крайней мере майор сначала весьма скептически отнёсся к его рассказу. Но когда мало-помалу он вспомнил все подробности, начиная от комнаты без дверей и кончая седлом с украшениями, майор долго молчал. Молчал до тех пор, пока Сашка не выдержал:

— Так мы же опять можем спуститься туда в подвалы и пройти, где я тогда шёл.

— В том-то и дело, что не можем, — сокрушённо покачав головой, возразил майор. — Видать, взрывы что-то нарушили, и вода начала поступать снизу, а раскапывать…

Вот так Сашка узнал, что многие галереи завалило, старинная система водной защиты нарушилась, и мокрые плывуны окрестных болот, с незапамятных времён сторожившие город, засосали нижние этажи подземелий…

А когда Сашка окончательно выздоровел, уже не майор, а врач вполне доверительно пояснил хлопцу, что все его рассказы не более чем вызванная шоком смесь действительности со сном:

— Такое бывает. Богатое воображение плюс нервная встряска. А если сон яркий, он вполне может показаться явью…

Мирек же, когда Сашка попробовал рассказать ему то же самое, скептически поджал губы.

— Пиастры, говоришь? А чего ты про них сказал только сейчас. Я ж помню, как ты нас всё время спрашивал, что с тобой было…

После чего Сашка и сам начал понемногу верить, что это был сон, а кольцо с изумрудом он мог просто случайно найти в каком-нибудь переходе…

Но говорить об этом сейчас не стоило, и потому Сашка, снова став взрослым, потрепал сына по плечу.

— Пойдём, я всё тебе покажу… — и они дружно начали подниматься по крутому воротному въезду, выложенному мелким булыжником, в котором за столетия отпечатались две глубокие колеи.

Сын торопился и смотрел на стрельчатую арку ворот, ярко высвеченную солнцем, а отец шагал, опустив голову, словно стараясь опять увидеть в глубине полуразрушенных и засыпанных подземелий древнюю сокровищницу с кованой дверью, запертой на тяжёлый ржавый засов…