Подари мне ночь

Милберн Мелани

– Разве? – возразил Себастьян, входя за ней. – По-моему, тебе уже столько всего удалось от меня утаить…

Кэсси отступила от него на шаг:

– Я ведь уже говорила. Я пыталась сообщить тебе о Сэме.

– Я говорю не только о нем.

– О чем же? Может, ты меня с кем-то путаешь?

Себастьян подошел к бару, чтобы налить сок для нее и коньяк для себя.

– Ты осмотрела здесь что-нибудь? – подавая ей бокал, спросил он. – Мне только что пришло в голову, что в прошлый раз я не показал тебе виллу.

– У меня не было возможности. Большую часть

времени я провела с Сэмом, так как он немного нервничал, оказавшись на новом месте. Кроме того, я не хотела встречаться с персоналом.

– Элени, Стефанос и экономка, которая здесь работает уже бог знает сколько лет, конечно же сами уже обо всем догадались. Больше на вилле никого нет. Я завтра сам покажу виллу Сэму, чтобы он окончательно успокоился. Если хочешь, могу показать тебе первый этаж прямо сейчас.

Из окон следующей комнаты, куда привел ее Себастьян, открывался потрясающий вид на море, мерцавшее в свете луны. Где-то вдали виднелись огни корабля.

– Из другой комнаты можно увидеть порт Аквила на Калисте, – сказал Себастьян спустя несколько минут. – Пойдем?

Кэсси кивнула. Себастьян провел ее в комнату с окнами на восток. Здесь стоял накрытый стол, а также удобные диваны.

– Как видишь, окна этой комнаты выходят на море и скалы, – услышала Кэсси голос Себастьяна позади себя. – Здесь мы совершенно одни.

Кэсси чувствовала исходящее от его тела тепло.

– Здесь очень красиво, – сказала она, лишь бы заполнить тишину. – И ты прав. Здесь такое ощущение, что мы действительно совершенно одни.

– И ты даже не представляешь, какое это прекрасное чувство: знать, что ты совершенно один, – продолжал Себастьян, глядя в окно. – Я бы даже сказал – оно просто бесценно.

Кэсси медленно повернула голову и слегка нахмурилась:

– Глядя на тебя сейчас, я бы не сказала, что ты очень уж сильно жаждешь стать королем.

– Я действительно не жажду. Просто знаю, что мне предстоит, – знал всю жизнь и даже не помышлял ни о чем другом. Но бывают моменты… – Он неопределенно пожал плечами.

– Какие моменты? – с мягкой настойчивостью спросила Кэсси.

Себастьян отвел взгляд.

– Пойдем, – вместо ответа сказал он. – Думаю, тебе понравятся библиотека и музыкальная комната. Ты еще играешь на пианино?

– Не садилась за него уже несколько лет, – сказала Кэсси, следуя за Себастьяном к западному крылу дома. – Не такая уж я великая пианистка. Я играла только потому, что отец… Я хочу сказать… Отец считал, что молодая девушка обязана овладеть каким-нибудь искусством.

Себастьян придержал дверь музыкальной комнаты, отметив, как Кэсси смешалась, отвечая в общем-то на простой вопрос. Она прошла мимо него, и он уловил ее запах – запах жасмина, снявший засовы с памяти, где хранились воспоминания прошлого. После их занятий любовью Себастьян всегда принимал душ, но даже когда они расстались, временами ему казалось, что этот запах проник под его кожу. Вот и после их вчерашней встречи он до сих пор не мог избавиться от него.

– Сыграй для меня что-нибудь, – сказал Себастьян, закрыв за собой

дверь с тихим щелчком. – Что-нибудь подходящее твоему настроению.

Кэсси кинула на Себастьяна мимолетный взгляд и задержала его на большом белом пианино.

– Не уверена, что смогу сыграть что-нибудь по памяти.

Себастьян смотрел, как она обошла инструмент – осторожно, словно примеряясь к сопернику, который вызывает у нее страх.

Он отодвинул для нее стул, и когда Кэсси села, или, правильнее сказать, примостилась, на его краешке, откинул крышку – этот звук эхом отразился от стен просторного помещения.

Кэсси сжала и выпрямила пальцы. Она сознавала, что просьба Себастьяна была бы пустяком для светской девушки, какой она была в прошлом, но сейчас ей было тяжело. Кэсси положила пальцы на клавиши и заиграла. Сначала неуверенными, непослушными, как у ребенка, пальцами, то сбиваясь с ритма, то вовсе обрывая мелодию. Тогда она напомнила себе, что ее отца нет в живых. Его не было рядом, и никто не мог ударить линейкой по пальцам, когда она брала неверную ноту. Никто не мог заорать на нее из соседней комнаты. Никто не мог ворваться и с такой силой захлопнуть крышку пианино, что она подпрыгивала на стуле.

Сейчас он, скорее всего, в аду, где ему самое место. К ее глазам неожиданно подступили слезы, затуманивая взгляд, но Кэсси продолжала играть, звуки то воспаряли, то камнем падали вниз с каждым дрожащим вдохом-выдохом.

Себастьян не мог сдвинуться с места. Дело было не только в музыке, которая наполнила комнату несомненной горечью. Он не мог оторвать взгляда от прекрасного лица Кэсси, омрачавшегося набегавшими на него тенями. Он стоял достаточно близко и потому видел блестевшие в ее глазах слезы, словно то, что она играла, задело в ней самой какую-то струну, о существовании которой она не подозревала.

В прошлом он никогда не видел ее плачущей. Он привык к женским слезам, ведь у него было две сестры. Но Себастьян никогда не думал, что Кэсси вообще способна плакать – слишком уж она была легкомысленной и беспечной. Но сейчас к нему закралось сомнение. Так ли это? Образ дерзкой девчонки, которой сам черт не страшен, совершенно с ней не вязался. Она стала спокойнее, настороженнее и глубже, словно прозрачный игривый ручеек неожиданно сделал поворот и превратился в глубокую полноводную реку.

«Осторожнее, – сказал себе Себастьян. – Эта женщина не для брака, „пока смерть не разлучит вас“. Она – для такого вот момента». И ему нужно об этом помнить, даже если что-то внутри его хотело бы, чтобы было иначе. Он не станет первым королем, который женился бы на обычной девушке, но прошлое Кэсси делало их брак невозможным в принципе. Странно только, почему, подумав об этом, он вдруг почувствовал жгучую боль в груди?

Кэсси была невероятно красива. Ее длинные тонкие пальцы обретали уверенность с каждой минутой. Он различил небольшой отрывок из «Лунной сонаты» Бетховена, как вдруг Кэсси оборвала игру на половине ноты и превратилась в неподвижную статую – совсем как те, что стояли в галерее через три комнаты.