Подари ничего : сборник стихов

Згурский Вадим

* * *

Тебе не подарил я лал, Что левою рукой держал, Тот вожделенный камень Рыцарей Востока. Бриллиант, что лучший из друзей, Был приготовлен точно к сроку. Хотел Луну сорвать с крючка, Чтоб не мешала откровенью, Жестокая рука крючок Запрятала за дверью. Фантазии огранщика щедры, Рука и глазомер отменны, Но камни памяти, увы, в пыли забвенья.

* * *

Не управляю памятью своей, Преследуют

меня недавние, в полвека дней, Воспоминания о Ней. И время давнее, когда варенье с мамой Варили на костре бурьяна. Два кирпича да медный таз (Сейчас пылится он на кухне). Бурьян в мой рост на всем дворе Ломал и весело, и шустро. Все это было жизнь назад. И двор, и дом на Бородинской, Тот первый и единственный урок, Смешались где французский и латинский: La Table, La Fenкtre, La Balle… Luna et Stellae lucent nocti. В пять лет возникли восемь слов, Букет из маминых цветов: Костра огонь, пурпур варенья И восемь молний — восемь слов, Что повторяю каждое мгновенье.

* * *

Пять лет. Как будто бы вчера. Подушка смята: след ладони, Да по углам копится боль, Так хрупок мир, в котором двое. И пять минут — столетий склад. Не перечислить все приметы вскоре: Они умножатся стократ, Так хрупок мир, в котором двое. Все остальные так близки И так безлико отчужденны. Нет совершенства. Потому Так хрупок мир, в котором двое.

* * *

Прощать умеют лишь Богини. Бессмертные нужны и ныне. Не исчезало б ремесло, Чье имя человечье состраданье.

* * *

Прости. Без позволенья тревожу твой покой… Впервые наважденье вломилось в дом: Сестра родная, ушедшая Давным-давно, стучала мне сейчас в окно. Восьмой этаж. Какая близость к преисподне?! Бессоница, что мучает всегда, мне не позволила открыть окна. Когда ж очнулся — за окном промозгла темень… Сны снятся всем, а видеть их — удел немногих. Безверье зверя отмерит поле для сомненья И поселит на нем химер, что будут вечно рваться в дверь… Поверь, мне проще им пойти навстречу.

* * *

Эфедра розовая с гор и тамарикс, Анабазис, знакомый, ежевичный, И крокусы шафрана обычны для пустынь Ирана. Лилейные тюльпаны Шренка и Лемана Да розовый чентиль раскинули ковры здесь за оградой. Не называю станцию на «…там»: Начала всех названий здесь тюремны. Вдали Загроса цепь таинственна и вечна.

* * *

Под ярким солнцем стран Полдневных, в тиши. Нетрудно вспомнить слово «нежность». А на ухабистом проселке и босиком, в пыли дорожной, Где неказистый подорожник, Что изумрудом отливает свои лечебные листочки… Нам бывает трудней всего произнести Необходимое «прости»… Прости, что был не к месту нежным, Как этот мартовский подснежник В твоем замерзшем кулачке.

* * *

Одесса свечками каштанов Чертила строчками кварталы. Кабальная любовь родных, Как принуждение к инцесту. В Одессе много было места, Где подбирали всем невесту, А кто не думал, не искал, Кому ж то было интересно? Большой Фонтан, Большой Фонтан… Цикады — то большой оркестр, Коль мы о музыке… Конечно.

* * *

Твоя прилепленность к Ней Меня бесила с первых дней. И понимая, что смешон, Себя ругал, как пьяный возчик. Когда приехав на Привоз да на вокзал, Его никто не нанимал… А как тому смеялся балагула?

* * *

Высшее доверью измеренье Заслужить доверия у зверя. Принимая роды у собаки Пять комочков, что облизаны до блеска, Положил в корзину с ватой, Выстелил льняною простынею, И поставил в угол у кровати. А наутро все комочки разом Запищали у меня в постели: Это мать-волчица принесла и положила Все свои тревоги рядом. И не лаяла — скулила, Носом, лапой нежно те комочки шевелила, Что-то на собачьем мне о человечьем говорила.

* * *

Когда внезапно пауза повиснет В застольном споре, Так то не горе. Когда слеза повиснет, Не скатившись, Так то не горе. Когда молчание висит Черным-черно, как черноморье, Вот это горе.

* * *

В убогом мире нет места богу, А уж богам, которых много, Сыскать пристанище невмочь. Кто квартирмейстер здесь убогий?

* * *

Иронию уроним — Не поднять, Ни всхлипнуть, Ни нарисовать. И образ, пессимизмом Что наполнен. Этично вспомнить И нечто птичье При этом ворковать. Жестокость — поза Средневековья.

* * *

Как мало слов в глоссарии моем. Мы говорим как будто бы вдвоем, Но каждый говорит лишь сам с собой И все слова тому свидетели невольно.

* * *

Рисунок времени и цвет неброский — Непритязательное благородство Начищенного серебра. Клинок — овальный, Бокал — хрустальный, Салфетка, что уложена конвертом; А стол сервирован на два куверта, И две свечи уж зажжены. Здесь орхидея не случайна; Она хищна и грациозна. И это грозно. Но может быть напрасно Боимся мы прекрасной тишины?.. …………………………………… Как обстоятельно готовлю свой побег Из жизни этой в ту, которой нет.