Подари себе рай (Действо 1)
Шрифт:
– Поеду в типографию, - решил Иван.
– К двум часам должен быть готов очередной номер. Мой последний. Подпишу его к печати - и здравствуй, училище, здравствуй, молодняк, здравствуй, завтра...
Мехлис что-то быстро писал, стоя, склонившись над столом. Никита, войдя в кабинет главного редактора "Правды", остановился у порога. Оторвав на мгновение взгляд от заваленного бумагами стола, Мехлис метнул взгляд на пришедшего и, продолжая писать, резко сказал:
– Мне говорили, что вы такой боевой, бойкий товарищ. Не похоже. Робко жметесь у двери. Проходите, проходите и садитесь. У меня к вам дело. Я сейчас последнюю правку внесу в завтрашнюю передовицу и...
Он еще какое-то время продолжал писать, потом крикнул секретаря, передал ему испещренные поправками гранки, сел, вцепился в Никиту немигающим взглядом:
– Вас, говорят, неделю в Москве не было.
– Да, товарищ Мехлис, по поручению партячейки академии я и еще один товарищ ездили в колхоз имени Сталина для вручения сельхозинвентаря.
– Далеконько ваши подшефные, - заметил Мехлис.
– Самарская область. А что за товарищ, с которым вы были в поездке?
– Саша Здобнов, уралец, хороший партиец, верный.
– Как это легко вы разбрасываетесь положительными эпитетами, - криво усмехнулся правдист, делая какие-то пометки в своем блокноте.
– Хороший, верный! На нашей излишней доверчивости все эти троцкисты, Бухарины, Зиновьевы, Рыковы нас и ловят. Вражья стая!
Он замолчал, опять стал что-то писать. Молчал и Никита. "Не зря говорят про Мехлиса, что он непримиримый секущий бич Политбюро, - думал он.
– А с Сашкой я хоть и не съел пуд соли вместе, но в его стойкость верю... А там - кто его знает. Может, я и впрямь слишком легковерный".
– Ну и что вы увидели в деревне? Убедились воочию в победной поступи коллективизации?
– С мироедами покончено, собственность обоб... обоб... ществлена, запинаясь, ответил Никита словами газетных реляций.
– Чего вы недоговариваете?
– вкрадчиво вопросил Мехлис.
– Давайте всю правду начистоту.
– Голод, товарищ Мехлис. Мы в Промакадемии от села далеко. А тут среди селян сами пожили несколько дней, сами хлебнули глоток лиха. Они, что молодой, что старый, от голода еле ноги передвигали. Мы им машины-комбайны, сеялки, а они - "Дайте, родимые, хлебушка".
– Вот, вот вам результат преступной деятельности "правых"! взорвался Мехлис. Он вскочил с кресла, заходил по кабинету быстрыми короткими шагами.
– Вместо мобилизации масс на свершение партийных решений они тайно ведут курс на дискредитацию и срыв ленинского плана коренной реформации лапотной России!
Вероятно, он долго бы еще не успокоился, если бы не начальственный трезвон правительственной "кремлевки".
– Мехлис. Слушаю, товарищ Сталин. Идет завтра в рубрике "Дискуссия". Есть. Есть. Есть. Слушаюсь. Будет сделано, товарищ Сталин.
Он позвонил кому-то по внутреннему.
– Надо снять статью Бухарина. Что?! Что значит "начали печатать номер"? Под нож. Я сказал: под нож! Что пойдет вместо? Я сам позвоню через полчаса.
Он подошел к Никите, сел рядом, положил ему руку на плечо.
– Пока вы ездили по городам и весям, "правые" избрали от вашей академии на районную партконференцию своих людей. Конечно, Сталина и дугих членов Политбюро - это понятно. Но в сумме получилась "правая" делегация. Вся - кроме Сталина. Но ведь слушатели в академии в большинстве своем старые большевики-ленинцы. Вот они и написали нам письмо, в котором сообщили, как "правые" проталкивали своих, - он передал Никите два листа машинописного текста и, пока тот читал, неотрывно наблюдал за ним. Добавил: - А ведь Промакадемия на виду у всей Москвы, у МГК, у ЦК.
– Понятно, - произнес Никита, возвращая письмо Мехлису. Белесые волосы его, казалось, еще дальше отступили от и без того крупных залысин, уши стали малиновыми.
– Они меня несколько раз прокатывали на выборах президиума общего партсобрания. Ловко умеют маскироваться. Вовремя умеют отступить, перекраситься, дулю в нос сунуть.
– В самое яблочко попали, товарищ Хрущев, - Мехлис одобрительно хлопнул его по тыльной стороне ладони.
– Значит, письмо верное? Нужное?
– Очень верное и очень нужное.
– А вы можете поставить под ним свою подпись?
– Но, когда все это происходило, я же был в колхозе.
– Суть верна?
– Полностью.
– Я слышал о вас, о вашей позиции. Если вы подпишите, я буду знать, что это все правда. А подписи под этим материалом в газете никакой не будет.
Никита взял протянутую ручку и лихо вывел на второй странице свое имя.
Утром следующего дня Никиту встретил в коридоре общежития секретарь партийной организации Промышленной Академии Николай Левочкин. Протянул свежий номер "Правды", зло выдохнул:
– Бузу затеваешь? В драку лезешь? Молокосос еще с нами тягаться. А драка - будет вам драка. Только чур не плакать.
Во всей академии, во всех группах вместо занятий пронесся шквал требований: "Даешь общее собрание! Долой избранных делегатов, всех, кроме Сталина! Ленин наше знамя!" И Никиту не только избрали впервые в президиум, он стал председателем самого бурного, самого победоносного, самого антиоппозиционного собрания в истории Академии. Через час после утверждения итогов голосования, подведенных счетной комиссией (не избрали ни Бухарина, ни Рыкова, ни кого-либо из "правых" слушателей), Никиту вызвали к телефону в директорской. Возбужденный только что закончившейся баталией, недоумевающий, кто бы это мог быть, он впервые в жизни взял трубку телефона правительственной связи.
– Здравствуй, Никита, - услышал он знакомый голос Кагановича и зарделся от радости.
– Читал твою статью в "Правде" и уже проинформирован об итогах собрания. Очень доволен тобой. Так держать, хлопче! Если что звони...
Окно выходило на восток и Элис проснулась от солнечного лучика, который упал ей прямо на лицо. "Надо прикрыть шторы", - подумала она, приподняла голову и тут же со стоном уронила ее на подушку. Why is this unbearable splitting headache? Jesus Christ...