Подари себе рай
Шрифт:
— Как скучно видеть унылое однообразие автомобильных марок, — вздохнула Элис. — Вот если бы все наше разнообразие да выпустить на русские просторы, а?
— И не только русские, — не сразу ответил Сергей. Его мысли были далеко. Он вспомнил, как был на первой для него американской свадьбе. Элис находилась в редакционной командировке где-то в Южной Америке, и он отправился в Западную Вирджинию один. Ныряя вверх и вниз по горным змеевидным дорогам на верном «Обворожительном» (это было уже после отъезда Ивана), он посмеивался, вспоминая, как сами жители этого штата патриотически называют его «Рай — почти». Правда, сами же оговариваются: «Горы у нас такие крутые, что коровы не скатываются по ним вниз только потому, что держат друг друга за хвост. А долины между ними такие узкие, что даже худые овцы по ним едва протискиваются, обдирая в кровь бока». По федеральному шоссе 48 («Когда же у нас
«Славное воспоминание», — подумал он. И повторил:
— Славное воспоминание!
— Ты о чем? — спросила Элис. И он стал рассказывать ей о той поездке и, главное, о возрождении чувства веры. Элис слушала внимательно.
— Я всегда так боялась задать тебе вопрос о вере, — призналась она, когда рассказ завершился, прижавшись головой к его плечу.
— Да, вера — это очень, очень личное. Если она истинная, настоящая — это самое большое достояние, какое только может быть у человека.
Элис потянулась к его щеке губами. «Как я люблю тебя, Сереженька!» Она тоже обратила внимание на ту церковь. Свежепокрашенная, с позолоченным крестом, яркая и нарядная, она была одним из двадцати тысяч храмов, восстановленных и открытых указом Верховного Совета. Эта праздничная игрушечность вернула Элис в детство. Она вспомнила, как плакала, когда ее крестили. Вода в купели была холодная, попала в уши, она пару раз хлебнула ее, когда священник окунул ее в третий раз. Крещение было поздним, ей было уже три с половиной года (мать была католичкой, отец — ярым приверженцем англиканской церкви, они никак не могли договориться, по какому обряду крестить дочь). Это крепко засело в ее памяти. Сейчас, представив себе всю эту сцену, она от души рассмеялась.
— Ты чего? — спросил, улыбаясь, Сергей. И тут увидел километрах в полутора стоявший у левой обочины бензовоз. «Адмирал» мчался под уклон, шоссе было пустынно.
«Здоровый бензовоз, трофейный», — подумал Сергей и увидел, что тот тронулся с места. Расстояние между двумя машинами стремительно таяло. «Куда-то торопится дядя». Сергей вдруг осознал, что многотонная громадина выскочила на его полосу. Он среагировал, предельно вывернув руль, но скорость была слишком велика, и избежать катастрофы было уже невозможно. Вместо лобового столкновения бензовоз ударил «адмирала» в бок: в мгновение ока красавец лимузин превратился в сплюснутую груду металла. Толкая ее перед собой, бензовоз медленно пополз под откос, грузно перевернулся раз, другой, третий — и через несколько секунд взорвался. Его водитель чудом сумел выскочить из кабины, попал под взрывную волну, и его отбросило метров на пятьдесят на другую сторону шоссе…
В понедельник, как было назначено, Федор Лапшин явился с докладом к Сталину. Оба уже знали о трагическом инциденте. Когда Лапшин по сигналу Поскребышева вошел в кабинет, его хозяин, стоя у письменного стола, читал какую-то бумагу. Движением руки он подозвал Федора к себе и раздраженно сказал:
— Вот, второй раз перечитываю донесение Круглова. Злая судьба словно по наводке беса нанесла двойной удар. Генерал, Герой, без единой царапины выходил из, казалось бы, безвыходных засад и ловушек. А здесь пустынное шоссе, всего лишь одна встречная машина. И — такая страшная гибель… Да еще эта симпатичная американка…
— Элис, товарищ Сталин, — подсказал Лапшин.
— Помню. Всегда с интересом читал ее статьи. У нее было свое, оригинальное видение мира, событий. Очень, очень жаль!
— Сергей хотел как раз сегодня попросить вашего разрешения на брак с Элис.
— Выходит, смерть их обручила… Да, странная история. Единственный свидетель — жена священника местной церкви, случайно вышла из дома на крыльцо, хотела воды набрать из колодца. Издалека увидела столкновение. Как назло, водитель бензовоза погиб от взрыва.
— Не от взрыва, товарищ Сталин.
— Как не от взрыва?! По-вашему, министр внутренних дел врет?
— Не врет, недоговаривает. От взрыва водитель получил легкие ранения и ожоги. Умер он от пули в затылок. Мой человек был вместе с офицерами ОРУДа на месте аварии раньше, чем команда Круглова. Однако кто-то побывал там раньше всех.
Сталин молча заходил вокруг конференц-стола, держа в руках незажженную трубку.
«Сейчас еще я окажусь и виноватым, — настороженно наблюдая за генералиссимусом, подумал Лапшин. — Как сказал бы Сергей: «За мое жито мене ж и побито». Сталин неожиданно остановился прямо напротив Лапшина, в полушаге от него.
— Ваше предположение. Кому мог мешать Сергей? Или Элис?
— У Сергея в свое время была очень трудная встреча с Лаврентием Павловичем. Берия хотел превратить его в своего агента в нашей службе. — Говоря это, Лапшин предельно внимательно наблюдал за выражением лица Генсека. Но оно оставалось непроницаемым. — В прошлую пятницу, по моим данным, Элис привезли в резиденцию Лаврентия Павловича, захватив прямо на улице.
— Любовные развлечения? — усмехнулся Сталин.
— Никак нет. Серьезный разговор. Запись беседы получу завтра, когда у моего человека в резиденции закончится трехдневное дежурство.
— Отцу Элис… у нее, насколько я помню, только отец, мать давно умерла, так?… сообщили?
— Он уже вылетел на самолете. Хочет хоронить дочь дома. Хотя там ведь сплошное месиво.
Сталин медленно закурил и сел за письменный стол.
— Посмотрите, чтобы похороны Сергея были достойные. И берегите ваших людей.
Когда Лапшин ушел, Сталин поднялся и вновь заходил по кабинету.
— Значит, Лаврентий, этот недоносок, политический котверан [6] затевает со мной закулисные игры? Со мной? Я его отмыл от меньшевистского говна, вытащил в Москву, доверил такую работу, а он лезет туда, куда я ему лезть запретил! Ну что же, он у меня доиграется! Для начала надо будет вывести из-под его кураторства МГБ и МВД. Я тебе покажу, мингрельский выродок, как соревноваться со мной во власти…
[6]Педераст ( груз.).
Похороны Сергея состоялись в пятницу на кладбище бывшего Донского монастыря. В среду отец Элис, оформив с помощью посла США в Москве все необходимые бюрократические формальности, увез в далекий Чикаго закрытый гроб. Теперь такой же закрытый гроб стоял на старинном погосте. При гробе постоянно находились две женщины, одетые во все черное. Это были Маша и Сильвия, которую Федор Лапшин представил как подругу Элис. Приехало человек пятьдесят, все мужчины. Они держались тремя четко разделенными группами. Одну составляли журналисты «Известий» и ТАСС, другую — сотрудники внешней разведки госбезопасности и третью — офицеры ГРУ. Поначалу Сильвия не обратила на это внимания, но в середине траурной церемонии странное разделение вызвало ее удивление, и через Алешу она спросила, в чем дело. Маша, которая знала сугубо клановую принадлежность людей, пришедших проводить в последний путь коллегу, который работал с ними в разное время, сказала, что они представляют разные редакции Сергея — начиная с газеты «Гудок». При этом она подумала: «Хорошо, что Федя Лапшин не привел своих, тогда было бы четыре людских островка». Но Маша ошибалась: четвертая группа пришла, но чтобы не светиться — по команде Лапшина, — выступала в роли служителей ритуальных услуг. Печальным церемониймейстером был заместитель главного редактора «Известий», отлично знавший Сергея. Ему активно помогал руководитель группы политических обозревателей ТАСС. Надгробные речи были короткими, паузы между ними тягостными. Почти все понимали, что и в опубликованных некрологах, и в дежурных выступлениях не договаривается то главное, ради чего жил этот замечательный человек, чьё имя было окутано легендарной тайной, а сам он закрыт от любопытных взглядов, даже отправляясь в свой последний путь. И не у одного из собравшихся в тот день на Донском кладбище мелькала мысль: «Не удивлюсь, если под этой цинковой крышкой лежит вовсе не Сергей, а сам он уже выполняет новое секретное задание».