Подарок крестного

Александрова Марина

У Машутки слово за делом следовало быстро, так что тут же она отправилась в другой конец терема заниматься приборкой. Найдя себе дело, Мария потихоньку успокоилась, и хотя тревога не проходила, все же ей стало легче. Дойдя до дна очередного сундука, до верху набитого какими-то тряпками, распределив, что и куда деть, Мария хотела было сложить в него кое-что обратно, как вдруг на самом дне заметила небольшой ларчик.

Несмотря ни на какие беды, любопытство было самой дурной, а, может быть, и самой лучшей стороной Машуткиного норова, оттого она не удержалась. Дотянувшись до самого дна так, что аж косточки хрустнули, вынула ларчик и попыталась его открыть. Не тут-то было – то ли кто так старательно попытался спрятать его от чужих глаз, то ли просто заклинило крышку, только никак не могла Мария открыть ларчик.

На этот раз взыграла дурная сторона Машуткиного норова – не думая о том, чья это вещь может быть, она, не поленившись, сходила за ножом и решила ларец взломать. Может быть, если бы она поручила кому-то из челядинцев этот ларчик, ломать крышку и не пришлось бы, только показывать свою находку Мария не захотела никому.

Битый час она возилась над проклятущим ларцом, наконец, ее упорство было вознаграждено – Машенька открыла ларчик. С замирающим сердцем она вынула из него свернутый кусочек какой-то иноземной ткани, очень приятной руке, развернула его и обмерла. На мягком белом полотне лежал массивный перстень старинной работы.

Нельзя сказать, что уж очень красив он был или дорог – перстень, подаренный Михаилу Курбским, был куда красивее. Этот же был сделан из серебра, да и оправа показалась Маше слишком грубой. Единственное, что в нем привлекло Машеньку – это темный камешек округлой формы. Посмотрела на него Машутка и ужаснулась – до чего же он черен! И чем дольше смотрела она на камень, тем больше он завораживал Машутку. Казалось, что не драгоценный самоцвет приковывает ее взор, но всматривается она в глубокий омут…

Машутка тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения, и все прошло. Вдруг яркая, как солнечный луч, мысль, пронзила Марию: а может, это и есть тот самый заветный перстенек? Только как он здесь оказался? Мария, как никогда переживавшая за своего мужа, для себя решила, что даже если случится самое страшное, она что-нибудь придумает и непременно повидает Михаила. А там, несмотря на все его сопротивление, как-нибудь уговорит последний разок проверить этот перстенек. Кто знает, может быть именно он и поможет ему выпутаться из всех передряг?

За этими мыслями ее и застал Данило.

По его виноватому виду Мария поняла все без слов. Вот сейчас он будет долго мяться, подбирать слова, а потом скажет что-нибудь ужасное… Маша заблаговременно села:

– Говори, говори напрямик, я должна знать все.

Данило, зная, что Мария сильная духом, не стал от нее ничего скрывать:

– Кому-то из высоких людей сильно насолил твой муженек. Наговорили на Михаила, не знаю уж, что и как, только убедили почему-то Ивана Васильевича в том, что Михайло с государыней связь имел.

Машутка ожидала любую дурную весть, но не такую же! У нее от удивления даже рот открылся.

Данило же решил высказать все сразу, чтобы не пришлось возвращаться к неприятному делу:

– Не ведаю, почему, только поверил государь этим россказням, и гнев его не знает границ. Завтра с рассветом, вместе с другими осужденными, его повесят. – И, глядя на бледное Машенькино лицо, добавил: – Я ничем не смогу помочь, такое государь даже другу простить не сможет. Но, коли хочешь, встречу с ним я смогу устроить.

Убитая этим ужасным известием, Мария какое-то время молчала, потом, наконец, выдавила:

– Хоть и недобрые принес ты мне вести, но все же спасибо тебе, Данило. Гораздо хуже было бы, если б я оставалась в неведении. Когда ты мне сможешь устроить встречу?

– Да хоть сейчас, я уже поговорил со стражей.

– Поехали, – перебила его Машутка.

Данило поступил очень просто. Стражники были простыми людьми, притом небогатыми, и соблазн заполучить увесистый кошелек все-таки преодолел страх, что кто-нибудь узнает о происшедшем здесь свидании. За то, чтобы пленники не сбежали, стража отвечала головой, потому охранявшие Михаила рискнули лишь ненадолго пустить Марию, запретив Даниле навестить друга.

Их расчет был следующим: баба – наверняка жена, а потому будет плакать да убиваться на шее мужа, и так толком и не сможет поговорить с мужем. А вот боярин может готовить побег, потому не стоит пленнику даже разговаривать с ним. Вот почему только Мария смогла попасть в темницу Михаила.

Яркий свет на миг ослепил сидящего в полутьме Михаила, когда кто-то вошел.

– Мишенька, – позвала его Мария, и по голосу Шорин догадался, что это жена.

– Как ты здесь очутилась? – спросил Михайло.

– Неважно, – ответила она, зажигая принесенные с собой свечи. Одну она дала Михаилу, другую взяла сама. – Посмотри, что здесь у меня, – Машутка поднесла к огню полуоткрытую ладонь.

Михайло раскрыл ладонь пошире, и в перстеньке тысячами искорок заблестел отраженный свет свечи. Мария тоже приметила, как полыхнул камешек, но остальное видел только Михайло. Тысячи искорок, объединившись, превратились в один багряный огонек, как когда-то в лесу под Вольмаром.

– Чудесник, – прошептал Михайло, и огонек, словно откликнувшись на данное ему имя, полыхнул еще сильнее. Один за другим проделывал Чудесник те же самые забавы, что и в лесу, с той лишь разницей, что теперь все чудеса творились прямо в ладонях Михаила. Как зачарованный смотрел Михайло на это диво, и когда огонек окончательно потух, словно спрятавшись в камушке, он узнал в перстеньке подарок крестного, который когда-то передала ему мать.

– Мария, ты видела? – обратился к супруге Михайло.

– Что? – не поняла Машутка.

– Нет, ничего, я так… – отговорился Михаил, поняв, что Мария никогда не увидит Чудесника.

«Нет, зря ругал я Елену, – думал Михайло, – зря перестал верить, нашелся все-таки перстенек. И кто бы мог подумать, что все это время он был у меня! А я-то мучился, искал, чего только не перепробовал! Так, значит, это он меня берег, из-за его силы я, как шальной, по лесу бегал, а в это время все остальные погибли… Нет, не может быть, чтобы и на этот раз он меня выручил…» Зная злобный нрав государя, Михайло не мог поверить в то, что сможет избежать гибели.