Подарок золотой рыбки
Шрифт:
Ан-Мей подошла к картине, изображающей дракона. Она смотрела на него пронзительными черными глазами, потом эти глаза обратились на Жасмин.
— Убери. Спрячь. Никогда больше не говори о драконе.
Ее голос с сильным акцентом звучал резко. Несмотря на то, что Ан-Мей жила в Сан-Франциско пятьдесят с лишним лет, она говорила так, как если бы недавно сошла на чужой берег. Ее сердце так и не покинуло родной Китай.
— Я видела его, — с вызовом сказала Жасмин. — Я видела дракона. Он настоящий.
— Лжешь. Ты все придумала.
— Нет, не лгу. Я видела дракона. — Она смотрела, как мать сжалась, и заметила в ее глазах что-то похожее на страх.
— Ты ничего не видела. Ты плохая девочка.
— Я не девочка. Я немолодая женщина, у меня взрослая дочь. Ты это понимаешь?
— Ты отправила Алису увидеться с твоим отцом. Она заставила его волноваться из-за дракона. Она сказала ему, что ты в беде. Замешана в ограблении Хатуэя.
— Я не в беде. Дэвид Хатуэй показал мне статуэтку дракона, которую у него украли в тот вечер. Кто-то, должно быть, очень хотел ее заполучить. — Жасмин умолкла, заметив, как пульсирует вена на шее матери. Ан-Мей что-то знала о драконе. Но что? — Я читала историю о моем драконе и думаю, их два, и вместе они открывают шкатулку с флейтой, — продолжила она. Ан-Мей и глазом не моргнула. — Интересно, если кто-то забрал дракона у мистера Хатуэя, то у кого второй?
— Если ты знаешь об этом наборе, то знаешь и о проклятии. Твои сны родились из проклятия, ты знаешь, что к дракону нельзя прикасаться.
— Я держала его в руках, — призналась Жасмин дрожащим голосом, вспоминая прохладу старой бронзы под пальцами.
— Где Алиса?
— Алиса? Я не знаю.
— Найди ее. Ты должны убедиться, что она в безопасности.
— Почему ты думаешь, что ей что-то угрожает?
— Проклятие ложится на первую дочь.
Слова матери ударили глубоко в сердце. Так оно и есть, так сказано в истории, которую они нашли с Дэвидом. И внезапно ей пришло в голову:
— Я первая дочь.
— Да, — сказала Ан-Мей, встретившись с ней взглядом. — И твои сны тебя тоже прокляли.
— Мои сны? — отозвалась эхом Жасмин. — Или дракон?
— Хватит! — крикнула Ан-Мей, сверкнув глазами.
Жасмин отступила на шаг, внезапно испугавшись. Но почему она боится собственной матери? Эта маленькая женщина много раз говорила ей недобрые слова, но никогда не пыталась ударить. По крайней мере, она думала, что такое не случалось. Иногда собственное детство казалось Жасмин туманным, оно потускнело в памяти, воспоминания невозможно сфокусировать.
— Боги смотрят, — сказала Ан-Мей тише, но все еще резко.
Жасмин, скрестив руки на груди, боролась с желанием осмотреться и убедиться, не наблюдает ли кто-то за ними на самом деле.
— Почему ты не можешь просто сказать мне правду? Видела ли я дракона где-нибудь?
Ан-Мей посмотрела на нее долгим взглядом.
— Да. Ты видела дракона в музее на Тайване, когда мы пошли туда на экскурсию. Говорила тебе не трогать его, но ты потрогала. Зазвенела сигнализация, прибежала охрана. Ли чуть не посадили в тюрьму. Ты прикоснулась к дракону и была проклята.
Жасмин в замешательстве смотрела на мать. Рассказ казался каким-то наивным. Почему ей раньше не говорили, где она видела дракона? Зачем столько лет уверять ее, будто его не существует, что он ей просто приснился? Мать лжет?
Но разве такое может быть? Ан-Мей наказывала своих детей даже за малейший обман. Она считала, что ложь в конечном итоге возвращается к солгавшему и ранит прямо в сердце. В самом деле, думала Жасмин, сердечные приступы вызваны ложью. Когда муж Ан-Мей перенес такой приступ, она молилась о прощении каждую минуту, каждый час, пока его сердце не забилось снова в прежнем ритме. Интересно, подумала Жасмин, а о чем лгал ее отец?
— Пожалуйста, — сказала Ан-Мей. — Ни слова больше о драконе, Жасмин. Не говори о нем. Остановись, пока не стало слишком поздно.
У Жасмин возникло ужасное чувство, что для нее уже слишком поздно. Но, может быть, не для Алисы. Надо найти дочь. Алиса должна держаться подальше от дракона, прежде чем на нее тоже ляжет проклятие.
15
— Алиса, входи, — пригласил Бен, открыв дверь своей квартиры. — Ты как раз вовремя. Давай твою куртку.
Алисе не хотелось снимать куртку, без нее она почувствует себя неловко, словно верхняя одежда защищала ее. Но в квартире было тепло, пришлось сбросить с плеч замшевую куртку и протянуть Бену. Она осталась в красном вязаном свитере и черных брюках.
— Красивый свитер, — похвалил Бен. — По крайней мере, ты не отказалась от красного.
— Что ты имеешь в виду? У китайцев нет монополии на этот цвет.
Бен улыбнулся.
— Он по-прежнему считается счастливым, сама знаешь.
— Просто мне идет красный цвет. Только поэтому я выбрала его, — возразила Алиса.
— Ты хорошо выглядишь. — Он повесил куртку в шкаф. — Джоя не будет весь вечер, так что чувствуй себя свободно.
— Ты до сих пор живешь вместе с братьями?
— Генри переехал в Сиэтл, а Джой живет здесь. У него вечерние занятия. Поэтому сейчас мы в квартире только вдвоем с тобой.
— Отлично, — пробормотала она с опаской.
Алиса избегала Бена все эти годы. Он слишком привлекательный, слишком симпатичный. Он прекрасно понимал ее и, кажется, читал ее мысли, поэтому при нем она испытывала неловкость. Сейчас он напомнил ей о прошлом, о той жизни, которую она старалась забыть. Оглядывая комнату, Алиса увидела, как традиционная китайская семья готовится к празднованию Нового года. Всюду свежие цветы, неизбежное блюдо с апельсинами и мандаринами, ваза с конфетами, поднос, на котором, она уверена, восемь сортов сушеных фруктов.
— Дело рук моей матери, — заметил Бен, проследив за ее взглядом. — Каждый день она приносит цветы и фрукты. Я говорю ей, что у нас всего более чем достаточно, но она поступает по-своему. Мать хочет быть уверена, что Новый год нас осчастливит. Хочешь выпить?
— Охотно, — согласилась Алиса с такой горячностью, что Бен рассмеялся.
— Насколько я понимаю, ты согласилась на алкоголь.
— У тебя есть что-нибудь такое? Вино, пиво?
— Я принесу тебе вина.
— Спасибо.