Поддавки с убийцей
Шрифт:
Вот черт! А ведь давала же себе слово не поворачиваться спиной к старому урке! Нужно освободиться во что бы то ни стало. Чересчур реальна становится его угроза быть разрезанной на кусочки складным ножом.
Чем же он меня так «приласкал»? В руках у него ничего вроде не было, да и рядом ничего подходящего не валялось. Лежало бы возле него что угодно, хоть сухая легкая дощечка, я бы уже насторожилась и не была так по-глупому беспечна.
Я потерлась затылком о землю — череп цел. Уже хорошо.
Боже мой, как это унизительно, получить от старика тяжелым куском полусырого дерьма по
Мелкие посторонние элементики (не буду приводить их исконно русского названия), являющиеся порождением удара по голове, перестали наконец мельтешить у меня перед глазами. Я кое-как села и осмотрелась. Кругом по-прежнему тихо, влажно и омерзительно. Возле стенки пакет с деньгами валяется. Значит, сейчас Керя вернется свое подлое дело доделывать. Не за складным ли ножичком побежал, сволочь? Вновь опрокинувшись на спину, я, извиваясь по-змеиному и отталкиваясь подошвами кроссовок, подползла к стене. Осмотрев ее, я обнаружила, что торчащих гвоздей в ней было достаточно, и добрая половина из них вполне подходила для моих целей. Я принялась экспериментировать, и получилось обнадеживающе. Освобождение стало бы возможным, задержись Кирилл хотя бы на несколько минут. Но он не задержался.
Черт бы побрал его, старого козла! Явился! И не один, а в компании своей дворняжки размером с теленка.
«Нет, Керя, уж лучше резать по кусочку, чем откусывать!» — едва не крикнула я при виде пса.
Кирилл вел собаку, намотав цепь на руку, и она ластилась к нему не переставая. Когда они приблизились настолько, что пес учуял среди царившего здесь зловония мой запах, он рванулся в мою сторону и залаял с обычной своей свирепостью. Рука Кирилла дернулась. Сумка, висевшая на плече, съехала и чуть не угодила в ведро с водой, которое он нес в другой руке. Вода плеснула ему на штанину.
Кирилл гаркнул на собаку. Та притихла.
— Тань, ты живая? — добродушно спросил старик, обматывая цепь вокруг торчащего из земли куска трубы, и мне стало страшно от этого добродушия. Ведро он переставил подальше от собаки и бросил рядом с ним сумку.
— Ты уж извини меня, пришлось!.. — проговорил он, направляясь ко мне, и его голос прозвучал торжествующе. Победил, мол, я тебя, «Маша» липовая!
Я молча ждала, что будет дальше. Не дойдя до меня нескольких метров, он нагнулся и поднял с земли злосчастный пакет. Осмотрев его со всех сторон, удовлетворенно хмыкнул и аккуратно положил в сумку.
— Что ты собираешься делать? — спросила я, наблюдая, как он по очереди вынимает из сумки какие-то тряпки, застиранный синий халат, резиновые перчатки и — о боже! — большой складной нож.
— Вот теперь ты меня боишься! — ухмыльнулся он.
Я не стала ему возражать, промолчала.
— Придется мне, Таня, благодаря твоим стараниям, как говорится, на дно лечь, затаиться на время. Может, даже в другой город уеду. А как это нехорошо, в моем-то возрасте! А все оттого, что не верю я ни тебе, ни Катьке, что оставите вы меня в покое, даже если отдам я вам все — и деньги, и «капли Христовы», и последнюю рубашку с тела. Ну что ж, корову, которая доится, надо доить. А которая не доится, надо раздаивать. Вот вы меня и раздаиваете. Ни хрена у вас
Он облачился в халат и, раскрыв нож, всадил его в деревянный столб. Подойдя к собаке, он рванул цепь, затянув так, что собачья голова оказалась прижатой к земле. Пес громко взвизгнул и затих. Кирилл почесал его за ухом и закрепил цепь потуже.
— Я не шучу, Таня, говори. Сейчас я пока что в сомнении, как с тобой поступить, а вот когда изуродую тебя до неузнаваемости, тут уж никуда не денешься…
Опасность оказалась настолько реальной, что с пассивным поведением пора было заканчивать.
— Скажу, Кирилл, — согласилась я, стараясь говорить как можно беззаботней. — Обязательно скажу, хотя и не надеюсь, что моя покладистость тебя разжалобит.
— Ха! Покладистость! Под ножом-то!
«Прикинься овцой, Танька, — приказала я себе. — Сделай вид, что веришь в то, что он оставит тебя в живых!»
— Иван сейчас у рокеров, — «отдала» я секрет, повысив голос. — У Екатерины Лозовой твой Иван. В целости и сохранности, дожидается меня и денег.
— Вот и ладненько! — обрадовался Керя, гладя повизгивающего пса. — Сейчас я с собачкой управлюсь, и ты расскажешь, как туда добраться. Машинка-то твоя где?
— Керя! — Я улыбнулась его глупости. — Их там четверо вокруг Ваньки сидит. Куда ты ехать собрался?
— А у меня пистолетик есть, — глянул он на меня хитрыми глазками. — С «волыной» — то оно, Тань, надежно.
— Старый, смотри на вещи реально, — фыркнула я в ответ. — Для того чтобы перешлепать из пистолета четверых решительных и не склонных к панике людей, мало быть ворошиловским стрелком, надо еще и поддержкой чьей-то заручиться. Ну где тебе, старому, с ними справиться! Если не зацепишь никого, надают они тебе по черепу и все обо мне выспросят. А если, не дай бог, положишь кого, утопят вас с Ванькой в Волге.
Керя засопел и от злости сжал в кулаке собачье ухо. Пес завизжал жалобно и пронзительно, прося пощады у своего хозяина. Будто в досаде на его жалобу, Кирилл подобрал с земли глиняный ком и, взвесив его на руке, с размаху шарахнул им собаку по голове. Глиняные обломки разлетелись в разные стороны.
Пес растянулся у ног хозяина и громко и часто задышал. Настолько громко, что мне даже издалека хорошо был слышен каждый его вздох. Кирилл поднял ком больше прежнего и опять обрушил его на голову несчастного животного. Пес затих. Керя взял резиновые перчатки и, натянув их с неприятным треском, выдернул из столба нож.
Я мгновенно догадалась, что должно сейчас произойти, и зажмурилась, не желая на это смотреть. Память предательски развернула перед глазами яркую, как наяву, картину: кровать, а на ней собака с вывернутыми окровавленными внутренностями. Я попыталась отвлечься и представить себе что-нибудь нейтральное, но мне не удалось — звуки происходящего возвращали меня к этому отвратительному зрелищу. Хрипы, шорохи, судорожные поскребывания собачьих когтей и шлепки ладоней по чему-то мокрому… А немного погодя нос уловил новый оттенок в здешнем, ставшем уже привычным зловонии — запах крови…