Подкова на счастье
Шрифт:
— Дождь будет завтра или ночью даже, — сказал Игорь, подняв руку с луком — наверное, подавал сигнал кому-то. — Звуки как слышно…
Тимка отчётливо хмыкнул — дождём и не пахло, небо было чистым, как хорошо отмытое тёмное стекло, и на нём уже зажигались за спинами путешественников редкие, самые яркие, звёзды…
Тимка проснулся от того, что по крыше шуршит мощный и неостановимый дождь.
Крыша крыта гонтом — не черепицей. А гонт — это такие деревянные плашки специальные, сонно подумал он, ворочаясь под одеялом из шкуры. Когда он — сонный и вялый от усталости — даже не поев и толком никого не увидев, проплёлся через то ли большой зал, то ли крытый двор, дядя отвёл его по широкой лестнице в небольшую низкую комнатку. Спать хотелось очень, и мальчишка, раздевшись, залез в невысокую кровать, густо украшенную замысловатой резьбой, зарылся поглубже и с наслаждением вытянул ноги. Собственно, это было последнее, что он помнил о Светлояре. Он даже не сообразил, один в этой комнате, или нет…
Тимка приподнялся на локтях. Да, в комнате он был один. Она и рассчитана была скорее всего на одного — маленькая, из мебели — вот эта кровать, стол, стул, сундук какой-то, маленький столик у кровати, да и всё, кажется… Рюкзак так и лежал на полу, одежда висела на спинке в ногах, значит, и не заходил никто. Мальчишка прислушался. Тихо, только звук дождя. Сколько же времени? Он вытащил изпод одеяла руку с часами. Светящиеся стрелки показывали половину третьего. Нет, братцы — спать дальше, нечего, нечего — спать! Мировые проблемы, красоты природы, знакомство с новым местом и новыми людьми — всё подождёт.
А дождь-то и правда идёт, как ни крути. Его шум, сперва казавшийся убаюкивающим, вдруг сделался надоедливым, и Тим неожиданно понял, что, чего доброго, не уснёт. Бессонницей в его возрасте никто не страдает, но тут дело было в усталости плюс взбудораженности от нового места — усталость удалось заспать и теперь интерес не давал уснуть снова.
Не лучший вариант, что ни говори. Тимка раздражённо покрутился под шкурой, подумав, что это идиотская мысль — спать, пользуясь таким покрывалом, хотя ещё минуту назад это казалось приятным и необычным. Кроме того, ему начало хотеться в туалет. Вдобавок — неожиданно мальчишке стало… не по себе.
Дело в том, что кроме шороха дождя, размеренного и немолчного, в мире отсутствовали другие звуки. Так Тимке показалось первое время. А теперь он понял, что звуков много, и большинство из них неизвестные — скрипы, шорохи, даже отчётливые вздохи путешествовали по комнате из угла в угол.
Принято думать, что в четырнадцать лет таких вещей не боятся. Кого ни спроси в этом возрасте, каждый вам так скажет… и соврёт. Из гордости и самоуважения. Но если тебе четырнадцать лет и ты совсем один в чужой тёмной комнате, да тебе ещё вдобавок хочется в сортир, то обманывать некого, кроме себя самого. А какой в этом смысл?
Тимка забрался под одеяло поглубже и стал дышать как можно тише, чтобы не привлекать к себе внимания. Но ему начало казаться, что кровать стоит где-то не в комнате, а совсем в другом месте… и неизвестно, кто собрался возле неё и смотрит на скорчившегося под шкурой мальчишку, раздумывая — дождаться, пока сам высунется, или выковырнуть его оттуда силой?
И тут он почувствовал, как открылась дверь.
Он не услышал это, а именно почувствовал. Ни скрипа, ни шороха, но дверь в комнату отворилась. Шагов слышно не было, но в спальню что-то вошло.
"Всё, — с холодным отчаяньем подумал Тимка. — Сейчас будет разрыв сердца… или ещё хуже — я обмочусь. Мамочка. Родненькая. Спаси.»
Что-то остановилось у кровати мальчишки. Мыслей у Тимки не осталось. Он лежал и ждал, что будет с ним дальше.
Ночной гость вздохнул. Фыркнул. Зевнул… очень знакомо зевнул, и Тимка откинул одеяло, мгновенно противно вспотев и ослабев от облегчения.
Ну конечно. Рядом с кроватью, хорошо различимый, несмотря на дождевой сумрак и ночь за окном, сидел здоровенный пёс. В его глазах тлело зеленоватое пламя. Вывесив язык, он доброжелательно и выжидающе смотрел на мальчишку.
— Собака… — голос у Тимки дрожал. — Ну ты меня и напугал… — он всё-таки неуверенно протянул руку и положил её на лоб пса между ушей. И только теперь понял, какой это огромный зверь — там, на лбу, уместились бы и две Тимкиных ладони при том, что Тим отнють не был хрупким мальчиком. — Ты этот… — Тимка вспомнил сайт. — Ты Снег? — но пёс никак не отреагировал на кличку. — Нет? — Тимка сел, спустив одну ногу на пол — страх прошёл — и потрепал пса за холку. Ему всегда хотелось иметь собаку, но как-то не получалось. Конечно, это существо не имело ничего общего с рекламными умилительными щенятами или образцовопоказательными потребителями «Педигри» и «Чаппи». Но с другой-то стороны, для здешних мест такой пёс как раз, наверное, и годится… — А зачем ты пришёл?. Слушай, а где тут туалет?
Пёс поднялся. Потянулся, припадая на передние и задние лапы поочерёдно. И зашагал к двери. Около неё — остановился, оглянулся недоумённо, как бы спрашивая: "Ну, что ты?"
— Серьёзно? — удивился Тимка. — Ты проводишь? Ладно…
Он встал и натянул камуфляжные штаны. Кроме всего прочего, теперь ещё хотелось есть — совсем ни в какие ворота… от пса из-за двери торчал уже только один хвост, но такой же нетерпеливый, как и выражение морды хозяина — и Тимка поспешил следом.
Снаружи было темно, мерцали какие-то отблески, но у Тимки сразу появилось впечатление, что он стоит где-то в большущем помещении без окон. Когда глаза немного привыкли, Тимка понял, что это так и есть.
Он стоял на галерее, опоясывавшей поверху большой — метров пять высотой и где-то за сотню «квадратов» площадью — зал, тонувший уже в окончательной темноте. Там что-то громоздилось, виднелось, топорщилось; Тимка увидел красный огонёк и замер, но потом хихикнул — это горел индикатор домашнего кинотеатра. А отблески давал настоящий, живой огонь — у стены в открытом очаге тлели угли, вот и всё.
Пёс вернулся откуда-то сбоку, ткнулся носом в бедро, и Тимка пошёл за ним следом. С галереи вели ещё несколько дверей, украшенных резьбой, как и всё вокруг. Резьба была красивая, местами загадочная, а местами и жутковатая, словно чьи-то лица глядят из стены. Потолка над этим залом не было — крыша уходила вверх острым шатром, из темноты выступали мощные балки. "Это только краном тягать, — подумал Тимка, — как же они строились-то? Один мужик и полдюжины мелких пацанов… Так, это, наверное, центральный комплекс, так сказать — зал для собраний, а над ним — спальники для своих и для гостей. Меня-то явно в гостевом положили. Или тут у каждого отдельная комната?" Дверей было немало, и Тимка дошёл до крутой лестницы, так и не разобравшись в вопросе.
Псу лестница явно не очень нравилась — он спускался с неохотой, хотя и быстро. Теперь Тимка различал, что стены зала увешаны шкурами, головами зверей, холодным и огнестрельным оружием, рыболовными снастями… Впечатление это производило конкретное, как и могучий стол, занимавший центр зала и окружённый такими же могучими скамьями; у одного из торцов стола стояло кресло, похожее на царский трон. Спинку украшала резная рысь на фоне миндалевидного щита. Тимка хорошо успел узнать дядю, иначе подумал бы, что у хозяина этого седалища мания величия. Пол вокруг очага — если исключить огороженный бортиком металлический пятачок (от углей, чтобы пожара не было, догадался Тимка) — был с какой-то дикой небрежностью завален ворохами шкур, за которые любой модельер на Западе отдал бы сос-тояние. Очевидно, отсюда смотрели телевизор. При этом царила абсолютная чистота, даже какая-то запустелость.