Подлецы и герои

Афанасьев Александр

– Я помню. Сейчас их задержат.

Рик де Ветт и Норманн Фитцуотер были типичными представителями «полицейских последних времен» – как их иногда называли с едва скрываемой иронией. «Последних времен» – поскольку то, что происходило в последнее время в САСШ, и впрямь напоминало последние времена. Каким-то чудом Североамериканские Соединенные Штаты из светоча свободы и демократии, которым эта страна была до конца восьмидесятых, превратились в снедаемую коррупцией, раздираемую внутренними противоречиями, отягощенную войной, взаимной подозрительностью и даже ненавистью страну. Это произошло незаметно и, по историческим меркам, так быстро, что люди, не утратившие еще дара называть вещи своими именами, сейчас оглядывались по сторонам и с ужасом думали, как же они дожили до такой жизни и что же произошло с их страной.

Как-то незаметно в стране исчезло гражданское общество. То самое общество, которое написало один из самых важных документов в истории человечества – североамериканскую конституцию,

которое выиграло войну за независимость против сильнейшей державы того времени, которое не покладая рук трудилось, чтобы сделать свою страну богатой и сильной – по-настоящему великой, – так вот этого общества больше не было. Когда люди произносили «We, the people…» [41] – они просто делали это по привычке, не вкладывая в произносимые слова никакого смысла. «We, the people…» – этого больше не было, американского народа больше не было как единой общности людей. Он превратился в истеричное скопище меньшинств, каждое из которых считало себя более «меньшинством», чем все остальные, и каждое требовало для себя особенных прав, зачастую относясь при этом к другим членам общества с нескрываемой враждебностью. Педерасты, лесбиянки, женщины, евреи, негры, которые больше не желали быть неграми, а желали быть афроамериканцами, мексиканцы, которые желали быть латиноамериканцами, но при этом продолжали бросать мусор мимо урны… Каждое из этих меньшинств имело свое общество по защите, у каждого из этих меньшинств были журналы и газеты, где излагалась их позиция. Наконец – теперь при выборах все кандидаты на сколь-либо важный пост вынуждены были учитывать мнение этих меньшинств, в сумме складывающихся в большинство, и давать обещания каждому из них. Часто эти обещания взаимоисключали друг друга, и поэтому на следующий день после выборов кандидаты о них с легкостью забывали. Меньшинства дробились на еще меньшие по размерам группы, процесс этот был бесконечным. При этом совершенно не защищено было большинство – белые, гетеросексуальные мужчины-протестанты, которые, собственно говоря, и создали эту страну. Так, постепенно, исподволь, меньшинства разрывали на части общество, растаскивали оторванные кусочки по углам, как мыши, сумевшие поживиться на кухне, не понимая при этом, что на очереди – разрыв страны.

41

«Мы, народ…» – с этих слов начинается конституция САСШ.

Многозначительность – бич Североамериканских Соединенных Штатов последнего времени. Неоднозначность. Неясность. Подозрительность. Началось это еще в восьмидесятые, после серии скандалов, связанных с войнами в Центральной и Латинской Америках и подрывными действиями администрации Фолсома против русских, но после жуткого скандала, связанного с потоплением североамериканской субмарины в Средиземном море и гибелью военных моряков в бою с российскими подозрительность охватила всех. Если североамериканский президент, глядя в камеру в студии крупнейшего национального телеканала, заявляет, что не посылал североамериканский персонал на русскую территорию, а через неделю выясняется, что все это – гнусная ложь, что затонула атомная субмарина и погибло около двухсот моряков… Если выясняется, что президент, не поставив Конгресс в известность, непонятно ради каких целей вовлек страну в конфликт, чреватый ядерным апокалипсисом, кому тогда можно верить? И чему тогда можно верить? Люди старшего поколения с необъяснимой теплотой вспоминали старые добрые времена – когда президент проводил простую и ясную политику, когда врагами были русские и анархисты и никто в этом не сомневался, когда в любой части Американского континента – что северного, что южного – североамериканца встречали с уважением и даже опаской. Сейчас североамериканца часто встречали градом пуль из автомата «АК». Сейчас друзья действовали как враги, а враги – как друзья, и ты не верил никому и ничему. Сейчас все думали одно, говорили другое, делали третье, получалось вообще четвертое. Все подвергалось сомнениям, везде искался заговор – поэтому в официальную версию событий 9/10 не поверил почти никто.

От недоверия и исчезновения общества рождалась ненависть. Люди ненавидели друг друга, они жили с этой ненавистью и в этой ненависти. Люди готовы были на все, чтобы доказать свою правоту – в последнее время все чаще полицейским приходилось видеть трагедии, суть которых можно было изложить в двух словах: «Ну почему он(а) так настаивал(а) на своем?!» Если уже и родные люди готовы были убить друг друга ради собственной правоты – от будущего не стоило ждать ничего хорошего.

На переднем краю вялотекущей гражданской войны оказались копы. Такие, как де Ветт и Фитцуотер. Прошли те времена, когда полицейскому для исполнения своих обязанностей хватало старого доброго шестизарядника от Кольта – сейчас в некоторых случаях мало было и штурмовой винтовки. Де Ветт был копом из Нью-Йоркского управления полиции порта, Фитцуотер – из пограничного патруля Калифорнии. В Нью-Йоркской полиции порта де Ветт занимался в основном контрабандой и нелегальными мигрантами, Фитцуотер в пограничном патруле дежурил у «стены» [42] и гонялся за теми же нелегалами, которые каким-то образом ухитрялись просачиваться в «золотой штат» [43] . Ни тот ни другой понятия не имели о специфике полицейской работы и тем не менее работу эту выполняли. Когда осела пыль от рухнувших «близнецов», в качестве временной меры создали временную федеральную оперативную группу, включив туда представителей более чем двадцати федеральных и местных правоохранительных органов. Раньше временные оперативные группы создавались для расследования больших дел против мафиозных семей, а теперь на них возложили борьбу с террористическим проникновением. В числе тех, кто должен был прислать своих людей, оказались портовая полиция и пограничный патруль. Ну а лучших, понятное дело, никто не отдаст. Вот и откомандировали де Ветта и Фитцуотера в распоряжение ФОГ, там сразу поняли, что от таких сотрудников толку не будет, и поставили их на самый простой участок работы. Слежка и затыкание дыр, задания срочные и не особо важные…

42

Стена – десятиметровой высоты сооружение с колючей проволокой, перекрывающее всю границу Мексики и САСШ. С североамериканской стороны стену прикрывали патрули. Это немного спасало от нелегальной миграции, но главную проблему – наркотики и оружие – не решало. И то и другое везли либо по воде – напрямую по Мексиканскому заливу, либо транзитом через скупленную на корню мафией Кубу. Либо самолетами, от которых не спасали никакие радары. Либо через погранпереходы, при содействии коррумпированных таможенников.

43

Золотой штат – прозвище Калифорнии.

Сейчас де Ветт сидел за рулем, Фитцуотер сидел рядом, уже выспавшийся и мрачный. Хотелось кофе, но термос был пуст. И бутербродов тоже не было.

– Норм…

Фитцуотер зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть.

– Что?

– Скажи… А ты на пляжах Малибу был?

– Был, конечно. Я там спасателем одно время подрабатывал.

– И как там?

– Как-как… Песок, море… Мусора много. Солнце.

– Не… Я про телок.

– Телки как телки… Правда, предпочитают купальник без верха.

– И чо?

– Чо чо?

– Ну… удавалось тебе?

Фитцуотер снова зевнул.

– Да запросто. Под вечер многие ищут, с кем бы расслабиться. Там с этим нет проблем, не то что у вас.

– Да… у нас тут еще те… штучки.

– Я знаю. Восточное побережье…

Стук в стекло прервал сладостные воспоминания. Рик посмотрел – какой-то детина остановил пикап так, что пассажирское сиденье было как раз напротив водительской двери фургона. Детина на вид был типичным фермерским сынком.

Стекло «Доджа» плавно скользнуло вниз.

– Что случилось?

– Сэр, вы стоите напротив моего дома. Мне негде припарковаться.

Агент де Ветт кивнул.

– Сейчас отъеду.

Рука легла на руль и… зловещий лязг затвора помпового ружья обратил его в соляной столб, в камень…

– Управление шерифа! Не двигаться! Сэр, обе руки – на приборную панель!

Фитцуотер дернулся – и замер. Со стороны пассажира стоял еще один мужчина, направляющий на него «кольт» правительственной модели.

– Это ошибка, мы…

– Молчать! Есть кто-то в фургоне?

– Нет, мы федеральные служащие.

– Держать руки на виду! Не двигаться!

Мужчина, стоящий со стороны пассажира, дернул за ручку двери, отошел в сторону, не сводя с Фитцуотера дуло пистолета.

– Выходим! Без резких движений!

– Парни, мы на одной стороне.

– Разберемся!

11 июня 2002 г.

Царство Польское, Варшава,

«Летающая тарелка»

«Летающая тарелка» – один из самых модных ночных клубов Варшавы – обрел свое название потому, что и в самом деле там была летающая тарелка. Хозяин клуба, капитально перестраивая полицейский участок, сожженный во время беспорядков 1981 года, сделал этакую… инсталляцию, как модно сейчас говорить. Некоторые торговцы, торгующие авто, выделяют свое здание автомобилем, либо въезжающим в кирпичную стену, либо выезжающим из нее. Здесь же было круче – в качестве козырька посетителям служила врезавшаяся в здание на уровне второго этажа летающая тарелка. От дождя, если тот случался, она защищала не очень, но выглядело круто.

Граф Ежи просто поражался, откуда у его новой подруги берутся силы. Вот уже вторую ночь он не смог нормально поспать и часа, урывая недостающее малыми кусками на службе, отчего даже отец заметил, что он не ходит, а ползает, как сонная муха. Елена же, несмотря на то что они творили по ночам, утром выглядела свежей и отдохнувшей, а сегодня она еще потащила его в этот проклятый клуб. Представить друзьям, как сказала она. В принципе граф сначала хотел отказаться – но потом все же подумал, что это будет нелишним. Мало ли кто там… подвисает, или как там они говорят, в этом клубе, и пусть все знают, что место занято. Никогда никто из мужчин рода Комаровских не делил свою женщину с кем-то.