Подлецы и герои
Шрифт:
Слезы потекли по щекам генерала – искренние, впервые за долгое, очень долгое время.
– Да, это так, святейший.
– Ты лгал, предавал, грабил, насиловал и убивал, ты не был предан даже Иблису, которому служил каждый день и которому посвящал деяния свои.
– Да, святейший.
– Но Аллах, истинный господин наш, сказал: спасутся те, кто уверует! Веришь ли ты в Аллаха, Камияб, искренняя ли твоя вера?
– Я хочу верить… – плача произнес генерал.
– Так поверь. Ведь всевышний Аллах сказал: «Не сравнятся люди с теми, кто расходовал и сражался до победы. Эти выше степенью, чем те, которые расходовали и сражались
19
57 сура, 10 аят.
И генерал ответил:
– Да, готов.
– В таком случае, – стены снова завибрировали, многократно отражая эхо, – повторяй в точности за мной:
Истинно вручаю тело и душу свою делу святого Джихада и клянусь идти путем его, как бы труден он ни был. Клянусь хранить печать молчания на устах своих и клянусь прибегать к такия, когда будет нужда – и да не увидит всевышний Аллах греха в этом! Брат всем братьям моим, клянусь словом и делом, явным и тайным, приближать пришествие Махди и способствовать распространению дела его по всей земле. Пусть все братья будут свидетелями клятвы моей, и да поразит меня кинжал гнева их, если я отступлю от клятвы своей. Аллах – мой бог, Махди – мой пророк!
Когда генерал произнес это, он вдруг почувствовал, как все плохое, все злое, что было в нем, сгорело в пламени, терзавшем его, исторглось наружу со слезами его. И не осталось в душе ничего, кроме веры.
– Поднимись с колен! – повелел Махди. – Ибо негоже отдавать такие почести всем, кроме всевышнего Аллаха!
– Но разве…
– Я всего лишь раб его, равно как и ты, генерал Камияб. И до победы еще далеко. Помни клятву свою, выполняй обет свой, помогай братьям своим – и всевышний Аллах не оставит тебя милостью своей.
С этими словами Махди отвернулся и вошел обратно в стену, и стена поглотила его. А генерал остался стоять, оглушенный, растерянный, – и слезы жгли щеки его сильнее, чем недавно бушевавшее здесь адское пламя.
Через какое-то время – генерал так и стоял молча – открылась дверь, и в комнату вошел полковник Ахлаги.
– Пойдем, брат, – буднично произнес он, – нам нужно возвращаться. Иначе может случиться беда, большая беда.
Генерал позволил взять себя за руку. Вместе они вышли в коридор.
– Это… это был Махди?
– Тише! – полковник огляделся. – Не стоит произносить вслух имя его. Неверные стремятся уничтожить его, он является только избранным – как явился сегодня нам, брат!
– Но что мне делать? Что мне делать теперь? Что мне делать?!
– Делай то же, что и всегда, брат! Помни – неверные уничтожат тебя первым, если ты откроешься им! Неверные хотят уничтожить всех нас – и уничтожили бы, если бы Аллах не открывал их гнусные замыслы! Я помогу тебе, брат, идти его путем – и не сорваться в пропасть, как когда-то помогли мне. Ведь
10 июня 2002 года
Тегеран
Автомобили я заметил, когда свернул на улицу. Принц стал скромнее – всего четыре автомобиля, причем абсолютно одинаковых. Уже лучше.
Припарковал свой новоприобретенный «Шевроле» следом за этими четырьмя автомобилями, стоящими в ряд, чем вызвал оживление охраны. Направлять автоматы на машину, которая просто припарковалась рядом и у которой дипломатические номера, – явный перебор. Заглушив двигатель, я покинул машину.
Принц Хуссейн вышел мне навстречу.
– Доброго здоровья.
– Доброго здоровья, сударь. Что привело вас в мои скромные владения [20] ?
– Желание проведать брата, обретенного мной по воле Аллаха.
– Достойное желание. В таком случае почему друг и брат ждет меня на улице, а не входит в дом?
– Увы, сударь, я бы и рад воспользоваться вашим гостеприимством, но многие дела и заботы ждут меня. Я бы хотел пригласить вас в одно место. Вы должны там быть, потому что это касается как вас, так и меня в равной степени.
20
Когда князь Воронцов говорит «владения», он не ошибается. По закону, территория посольства считается территорией страны, которую представляет это посольство. Право экстерриториальности. Поэтому территория посольства Российской империи в Персии была русской. – Прим. автора.
– Что ж, извольте, сударь. Только если уж нам следует куда-то съездить, думаю, лучше поехать в моей машине. Она достаточно защищена от… жизненных неурядиц.
– Охотно приму приглашение.
Принц коротко и на повышенных тонах что-то приказал своим охранникам – больше всего они походили на борзых во время гона, готовых сорваться со смычка [21] в любой момент. Охрана засуетилась, начала рассаживаться по машинам, мы же направились к моей.
– Интересный выбор, сударь. Я думал, вы купите что-то, произведенное в России, – заметил принц, усаживаясь в кожаное кресло «Шевроле», которое североамериканцы ставили вместо сиденья.
21
Смычок– на сленге собачников, любителей охоты с борзыми, – это поводок.
– Я так и хотел сделать. Но меня отговорили.
– Интересно. И почему же?
– Сказали, что машины, аналогичные тем, которые закупает местное правительство, – хорошая мишень для террористов.
Принц сначала не знал, как реагировать, потом рассмеялся, но вымученным, неискренним смехом.
Я так и не мог понять принца Хуссейна, хотя знал его не первый день. По всему: по манере говорить, по манере одеваться, по манере поведения – можно было сделать вывод, что он играет какую-то навязанную роль, причем играет ее не очень талантливо. И все то, что он делает – каждый час, каждую минуту, – ему не нужно, это его тяготит, и тяготит сильно. Но сделать с этим он ничего не может и вынужден тянуть постылую для него лямку.