Подлинные образцы
Шрифт:
Я был вынужден признаться, что костюмами пользуются все: некоторые из них, добавил я (у меня в мастерской лежало много подлинной, видавшей виды одежды прошлого века), отслужили свою службу лет сто назад; носили их, судя по покрою, леди и джентльмены того исчезнувшего мира; люди, возможно, не столь уж далекие от их круга, Монарки - quoi? [здесь: почему бы и нет? (фр.)] - века пудреных париков.
– Мы будем надевать все, что только будет нам впору, - сказал майор.
– На рисунках все будет впору, это уж моя забота.
– Боюсь, что я подойду больше для книг о нашем времени. Я буду приходить в том, в чем вы скажете, - сказала миссис Монарк.
– У нее дома так много платьев, -
– Они могут пригодиться для сцен из современной жизни.
– О, я уже вижу сцены, в которые вы очень хорошо впишетесь.
Я и в самом деле видел их: эта славная леди вполне могла бы населять унылые пространства некоторых журнальных опусов, чьи зажеванные сюжеты и неряшливый язык так раздражали меня, что, иллюстрируя их, я старался, по возможности, не утруждать себя их чтением. Но мне пришлось вернуться к действительности: я вспомнил, что для повседневной работы такого рода, однообразной и чисто механической, у меня и так уже достаточно помощников; люди, которые мне позировали, вполне годились для этих целей.
– Нам просто казалось, что есть определенные персонажи, на которых мы больше похожи, - мягко сказала миссис Монарк, вставая с дивана.
Ее муж также поднялся; он смотрел на меня с какой-то смутной тоской, и это было трогательно в таком изысканном человеке, как он.
– Ведь, наверное, лучше все же... Ну вот когда имеешь дело с... э... Он запнулся; ему хотелось, чтобы я помог ему выразить его мысль. Но я не мог, так как не знал, о чем он говорит. И тогда, сделав над собой усилие, он докончил:
– С чем-то подлинным; когда перед вами, знаете ли, настоящий джентльмен или леди.
Я с готовностью согласился с ним - в общих чертах; действительно, иногда это много значит. Майор почувствовал поддержку и пожаловался:
– Если бы вы знали, как это трудно; куда мы только не обращались, после чего вдруг судорожно всхлипнул. Всхлип его словно передался миссис Монарк, и она не выдержала: не успел я опомниться, как она упала на диван и разрыдалась. Муж сел рядом с ней и взял ее за руку, после чего она быстро отерла слезы другой рукой; затем взглянула на меня, и я смутился.
– Нет такой работы, самой черной, самой неблагодарной, которую я бы не искал, не ждал, не вымаливал, - сказал майор.
– Можете себе представить, как туго нам пришлось на первых порах. Попробуйте получить место секретаря или что-нибудь в этом роде! С тем же успехом вы могли бы просить, чтобы вас произвели в пэры. У меня есть сила, и я бы взялся за _все_, хоть носильщиком, хоть уголь грузить. Я готов надеть фуражку с золотым галуном и открывать дверцы экипажей, подъезжающих к галантерейным лавкам; я готов слоняться вокруг вокзала в надежде поднести кому-нибудь чемоданы; я стал бы почтальоном. Но никто на таких, как я, и смотреть не хочет; тысячи людей вроде меня или вас оказались на дне. И эти бедняги были когда-то джентльменами, держали свой погреб и псарню.
Я их успокоил, как умел; порешили на том, что проведем пробный сеанс. Мы как раз договаривались о встрече, когда дверь открылась, и в комнату вошла мисс Черм с мокрым зонтиком в руках. Ей пришлось проехать омнибусом до Мейда Вейл (*3), а затем пройти еще полмили пешком. Вид у нее был немного растрепанный, плащ кое-где забрызган грязью. При каждой встрече с ней я вновь с удивлением спрашивал себя, как эта женщина, ничем не примечательная сама по себе, становится интересной, изображая других. Невзрачная мисс Черм таила в себе целую галерею литературных героинь. Она была всего лишь веснушчатая лондонская кокни, но могла изобразить кого угодно - от знатной леди до пастушки; она обладала этой способностью, как другие обладают красивым голосом или длинными волосами. Она была неграмотна, любила пиво, но у нее были и свои плюсы: богатая практика, сноровка, прирожденное остроумие, несколько экзальтированная чувствительность, любовь к театру, семь сестриц и ни капли уважения к общепринятому, особенно к общепринятому произношению: в некоторых словах она упорно проглатывала начало. Первое, что увидели мои посетители, был ее мокрый зонтик, от одного вида которого этих нетерпимых ко всякому неряшеству людей заметно передернуло. После их появления у меня дождь лил, не переставая.
– Я промокла до нитки; а что делалось в омнибусе! Не мешало бы вам жить поближе к остановке, - сказала мисс Черм.
Я попросил ее приготовиться к сеансу как можно быстрее, и она направилась в комнату, где обычно переодевалась. Но перед тем как выйти из мастерской, она спросила, кем ей нужно нарядиться на этот раз.
– Русской княгиней, разве вы забыли?
– ответил я.
– Та, что с "золотистыми глазами", в черном бархате; для этой бесконечной повести в журнале "Чипсайд".
– "Золотистые глаза"? Надо же!
– воскликнула мисс Черм и удалилась, сопровождаемая неотступными взглядами моих собеседников. Я знал, что если мисс Черм опоздала, то свои приготовления к сеансу она закончит так быстро, что и глазом не успеешь моргнуть; поэтому я немного задержал своих гостей, чтобы дать им возможность посмотреть на нее за работой и получить некоторое представление о том, чего ожидают от них самих. Я нарочно подчеркнул, что она точно соответствует моему идеалу натурщицы; она действительно была очень толкова.
– Вы считаете, что она похожа на русскую княгиню?
– спросил майор с затаенной тревогой.
– Я ее сделаю похожей.
– Так это еще надо сделать...
– он рассуждал весьма логично.
– На большее рассчитывать не приходится. Сколько есть людей, из которых вообще ничего не сделаешь.
– Вот как? Тогда взгляните на эту леди, - тут он с победительной улыбкой взял свою жену под руку, - с ней ничего не надо делать, здесь все уже сделано!
– Нет, нет, какая из меня княгиня, - возразила миссис Монарк с холодком в голосе. Я понял, что в свое время она была знакома с какими-то княгинями, и они ей не понравились. С первых же шагов вырисовывались затруднения, и притом такие, каких мне не приходилось опасаться в отношении мисс Черм.
Тем временем она вернулась; она была в черном бархате - платье сильно порыжело и сидело очень низко на ее костлявых плечах, а в ее больших красных руках был японский веер. Я напомнил ей, что в сцене, над которой я работал, она должна глядеть поверх чьей-то головы.
– Я сейчас не помню, чья это голова; впрочем, это неважно. Делайте вид, будто глядите поверх чьей-то головы.
– Я уж лучше буду выглядывать из-за печки, - сказала мисс Черм, уселась поближе к огню и приняла нужную позу: потянулась всем телом вверх, голову слегка откинула назад, веер наклонила вперед - и перед нами предстала, во всяком случае по моему предвзятому мнению, совсем другая женщина, незаурядная и обольстительная, незнакомая и опасная.
Оставив ее в этой позе, я вышел на лестницу, чтобы проводить майора и миссис Монарк.
– По-моему, я смогла бы сыграть эту роль не хуже, чем она, - сказала миссис Монарк.
– Вам кажется, что у нее слишком жалкий вид? Сделайте поправку на преобразующую силу искусства.
Как бы то ни было, домой они пошли, заметно воспрянув духом: их ободряло сознание того, что они - "подлинные образцы" и что в этом их неоспоримое преимущество. Что касается мисс Черм, то их, должно быть, коробило при мысли о ней. Вернувшись в мастерскую, я рассказал ей, зачем они приходили, и она стала над ними подшучивать.