Подмена
Шрифт:
— Дверь не закрывай, — сказала Эмма, высунувшись из гостиной. Она давала Джанис урок проращивания семян, весьма странное занятие, учитывая отсутствие естественного освещения в Доме Хаоса.
Морриган не давала о себе знать, но Джанис продолжала бывать у нас каждый день, и я потихоньку начал привыкать к мысли, что, возможно, она и в самом деле дружит с Эммой без всякой корысти или задней мысли.
Я выразительно
— Ты это серьезно?
Она улыбнулась.
— Нет. Но я замещаю папу, а если он узнает, что ты привел к себе девушку и остался с ней без присмотра, его хватит удар.
Тэйт вошла в мою комнату. Она огляделась на разбросанную повсюду одежду и разные вещи.
— Не знала, что ты такой неряха!
Моя гитара в открытом чехле лежала на полу. Я играл все выходные, пытаясь поймать звучание своих мыслей и всего, что перечувствовал, лежа на полу склепа — замерзший, потрясенный и улыбающийся. Иногда мне это почти удавалось, но после выступления на сцене с «Распутиным» играть одному стало как-то не по себе. Нет, я по-прежнему любил чувствовать под пальцами струны, но у моей гитары был только один голос, а такие истории лучше рассказывать вместе.
Я пожал плечами и прошел к кровати.
— Да, у меня куча недостатков, и умение наводить бардак один из них.
— Зато ты не любишь терять время, — усмехнулась Тэйт, скрещивая на груди руки. — Сразу в постель, да? Намекаешь, что я задолжала тебе в прошлый раз?
Я покачал головой, перегнулся через изголовье и открыл окно.
Через несколько секунд Тэйт сидела на крыше рядом со мной.
— Я бы все равно согласилась, — буркнула она. — Но не потому, что задолжала.
Мы сидели и смотрели на улицу, я обнял ее.
— Как там Натали?
Тэйт прыснула, качая головой. Потом вздохнула.
— Потрясающе, хотя страшновато. Я об этом не задумывалась, но, честно, уже начала привыкать к жизни без нее. Она изменилась, хотя прошло-то всего ничего!
Я кивнул, с холодком в груди вспомнив о маме, и невольно задумался, насколько жизнь под землей способна изменить человека.
— Все будет хорошо, — сказал я Тэйт, но не потому, что думал, будто Натали станет прежней, а потому, что как бы все ни повернулось, она все равно будет собой.
Тэйт повернулась и поцеловала меня.
— Ты сделал доброе дело, — сказала она. — Хотя я думала, что все испортишь или умоешь руки.
— Потому что я вел себя, как придурок?
Она вздохнула и положила голову мне на плечо.
— Просто мне казалось, что сделаешь все, лишь бы ни во что не вмешиваться. Так все делают.
— Но я и правда старался не вмешиваться.
— Может и правда, но в конце-то вмешался! Когда было нужно.
Под нами лежала целая вселенная, населенная уродливыми, злыми и прекрасными людьми. Граница между двумя мирами была настолько тонкой, что едва разделяла их, и там и тут жили болью и кровью, страхом и смертью, радостью и музыкой.
Но на сегодня было достаточно заката.
Я потянулся к Тэйт, почувствовал тепло ее руки, переплел свои пальцы с ее.
Наши жизни бесконечны и непостижимы, пусть небезупречны, зато они наши. Как и жизнь Джентри.
Вот так мы и живем.
Благодарности
Множество людей помогли моей книге появиться на свет, но еще больше было тех, кто позволил ей стать лучше. Я хочу выразить особую благодарность:
— моему агенту Саре Дэвис, за ее бесценные комментарии и неколебимую уверенность в том, что я все-таки написала настоящий роман;
— моему издателю Лексе, которая поняла мою книгу и показала, как дать ей жизнь;
— Бену Шранку и всей команде издательства «Рэйзорбил» за то, что они сделали загадочный процесс менее загадочным;
— моим Веселым сестричкам — Тэссе Грэттон и Мэгги Стифватер — Тэсс побуждала меня оставаться честной, а Мэгги не давала порасти мхом;
— Джиа — за неожиданную доставку сладостей. И за то, что она возила меня повсюду, когда я страдала недосыпанием, что, безусловно, сделало обстановку на наших дорогах на порядок более безопасной;
— младшей сестренке Йованофф, которая делала прекрасные фотографии и побуждала меня переписать те части, которые ей не нравились;
— моему мужу Дэвиду, за его твердую веру в меня — даже в те дни, когда я сама переставала в себя верить;
— и Сил, за ее готовность в любое время дня и ночи прочесть то, что я написала, и честно сказать мне все, что она об этом думает.