Подмененная
Шрифт:
Из-за наклонной крыши на чердаке почти нигде нельзя было выпрямиться во весь рост. К стене были прислонены старые картины, там же стояла какая-то мебель. В противоположном конце находились три больших сундука. Я сразу же заметила, что один из них приоткрыт, и откинула крышку Все было проще, чем я предполагала. Прямо на виду, поверх другой одежды лежали голубой плащ и шляпа. Подозрения превращались в уверенность.
Рядом стояло кресло. Я села в него и начала размышлять о случившемся. Думала
Как моя мама относилась бы к такому ребенку? Должно быть, она любила бы ее так же, как меня; временами, правда, мне казалось, что в Белинде есть нечто большее, чем просто дурные привычки. Я припомнила сценку, которую она разыграла вместе с Люси.
Это было рассчитанным ударом. Казалось неестественным, что она, моя сестра, может вести себя подобным образом.
Я пыталась найти ей оправдание, мысленно возвращаясь к Бенедикту Лэнсдону. Он не относился к ней как отец. Кажется, он забыл о том, что это — его ребенок. Мама хотела бы, чтобы он заботился о ней.
То, что она сама не могла сделать этого, накладывало на него двойные обязательства. А он совершенно отстранился от всего этого. Возможно, он даже и не пытался. Ему трудно было забыть о том, что — Белинда стала причиной смерти моей матери, хотя и не была в этом виновата.
Мне доводилось слышать о таких случаях, и я всегда считала это непростительным Итак, поскольку отец не любил ее и, получая необходимую для ребенка любовь лишь от Ли, Белинда постоянно пыталась проявить себя — любым образом, даже раня других.
Я должна постараться не сердиться на нее, а понять. В конце концов, это всего лишь ребенок, растерянный ребенок.
Рано или поздно Белинда явится сюда, на чердак, чтобы убедиться в том, что одежда не найдена. Она могла догадаться о моих подозрениях, поскольку была сообразительна не по годам, строптива и коварна по натуре.
Я просидела в ожидании около часа, предполагая, что она поднимется сюда сразу же после окончания урока, и не ошиблась.
Услышав легкие шаги по винтовой лестнице, я взяла себя в руки.
— Заходи, Белинда, — пригласила я. — Я хочу поговорить с тобой.
Она в изумлении уставилась на меня. Я была рада, что дождалась ее, так как уже начала опасаться, что после встречи в классной комнате она догадается о моих предположениях и будет держаться отсюда подальше.
— Что ты здесь делаешь? — требовательно спросила она.
— По-моему, ты не слишком вежлива, а?
На ее лице появился испуг:
— Чего ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты подошла вон к тому сундуку и достала вещи, которые лежат сверху.
— Зачем?
— Затем, чтобы ты показала мне их, а потом объяснила, как они туда попали.
— Но откуда я знаю?
— Хорошо, посмотрим.
Я встала и, взяв ее за руку, подвела к сундуку.
— Теперь открывай его, — велела я.
— Зачем?
— Открывай.
Она послушалась.
— Эти вещи положила сюда ты, — сказала я.
— Нет.
Я не обратила внимания на ее ложь.
— Как ты попала в запертую комнату? — спросила я.
У нее был хитрый вид. Она думала, что ее план весьма умен, и ей трудно было удержаться, чтобы не похвастаться им. Но она ничего не сказала. Я продолжила.
— Ты украла этот ключ из гостиной миссис Эмери.
Тебе было известно, что он там, потому что она ходила убирать ту комнату два раза в неделю. Ты узнала, когда ее не будет на месте, проникла в ее комнату и нашла ключ Она изумленно уставилась на меня:
— Люси все врет.
— Люси знала?
— Кое-что, — сказала Белинда.
— А что делала Люси?
— Ничего. Люси ничего не способна выдумать Она слишком глупая.
— Понятно. Значит, получив ключ, ты добралась до одежды. Ты знала, что там есть одежда, которая принадлежала твоей маме. Она очень расстроилась бы, если бы узнала о твоем поступке, Белинда. Тебя не волнует, что ты делаешь больно людям?
— Мне тоже делают, больно.
— Кто? Кто тебя обидел?
Она молчала.
— Ли очень милая, она добра к тебе. Мисс Стрингер — тоже. Люси любит тебя, миссис Эмери — тоже.
А разве я плохо отношусь к тебе?
На мгновение ее уверенность поколебалась, и она стала похожа на обычного испуганного ребенка.
— Он ненавидит меня, — сказала она. — Он ненавидит меня, потому что… потому что мама умерла, когда я родилась.
— Кто сказал тебе такую чушь?
Она презрительно взглянула на меня:
— Это все знают. И ты знаешь, только делаешь вид, что не знаешь.
— Ах, Белинда, все совсем не так. Ты в этом не виновата. Такое происходит с сотнями детей. Никто их не осуждает.
— Кроме него, — сказала она.
Мне хотелось обнять ее и крепко прижать к себе.
Мне хотелось сказать: «Мы ведь сестры, Белинда. Я знаю, что у нас разные отцы, но у нас одна мать, поэтому между нами существуют особые узы. Почему же ты не поговорила со мной, не рассказала мне о своих чувствах?»
Она проговорила:
— Ты тоже его не любишь.
— Белинда…
— Но ты не говоришь правду, а я говорю. Я его ненавижу.
Меня охватило отчаяние. Я не знала, что ей сказать. Бенедикт действительно избегал ее, был холоден к ней, никогда с ней не разговаривал; он не мог забыть о том, что ее рождение привело к смерти его любимой жены.