Подменная дочь клана Огневых
Шрифт:
— Одномоментные негативные эмоции, — Откликнулась с подоконника Сашка.
— Яркие эмоции, — Это уже Игнат, — Любые, могут быть как положительными, так и отрицательными
— Вот именно, — похвалил Павел Николаевич. — Любые эмоции потенциально могут привести к пробуждению. Похвалили на уроке, или наоборот, получили двойку, влюбился или расстался с девушкой или парнем. Любое эмоциональное переживание, чем ярче, тем лучше. С Егором вашим так, скорее всего, и вышло. Более того, я уверен, что его родители специально его перевели в провинциальную школу в середине года.
— Обеспечили стресс? — подал кто-то голос
— Бинго. И вас сейчас интересует: почему никто из вас не пробудился. В вашей жизни стресс-факторов хоть лопатой греби.
— Я слышала, клановые пробуждаются чаще детей-сирот, — Вспомнила я рассказ Яны.
— Молодец,— похвалил меня Петр Николаевич, — Возьми с полки пирожок. Действительно, клановые пробуждаются чаще. Все на самом деле очень
— Армия, —сразу подал голос Димка.
— И тебе пирожок, покладисто кивнул Павел Николаевич. — Именно Армия, причем не просто учебка, а когда ребята остаются по контракту и едут в горячие точки, Сложно представить триггер сильнее, чем пребывание на краю жизни и смерти. Умирать страшно. Убивать тоже. По статистике, треть военных пробуждается в момент первого убийства.
— Сибирский потрошитель!— Вскинулась я
— Вот честное слово, Мира, — покачал мужчина головой, — когда-нибудь мы перекроем тебе всю эту криминальщину. Почему у тебя в голове маньяков больше, чем исторических деятелей?
Я пожала плечами. Этих деятелей мне припоминают уже два года, ибо на Сперанском я завалилась на исторической олимпиаде в губернии.
— Я конечно, ворчу, но Мира права, Сибирский потрошитель довольно интересный случай, пробудившийся в момент первого убийства. Причем здесь, по версии психиатра, его наблюдавшего, впоследствии сработала положительная эмоция удовлетворения от содеянного. Поразительно то, что пробудился он как целитель, что позволило ему неделями истязать своих жертв, постоянно подлечивая. Что печально, так это то, что история вышла в свет. У этой твари брали интервью, писали статьи, вроде даже фильм собираются снимать. И вот начитавшись подобной литературы, люди начинали считать, что убийство — обязательный элемент пробуждения. В начале прошлого века целая волна таких убийств прошла. А мерзейшая книжонка «Убивая — пробуждайся » до сих пор у кого-то настольная книга, хотя, напоминаю, она входит в список запрещенной в империи литературы. Таких пробужденных стараются сейчас сразу находить и блокировать.
— А почему?
— Первое убийство и пробуждение — это огромный всплеск эмоций, это небывалое чувство эйфории, которое потом начинают искать снова и снова.
— Павел Николаевич, — Влез Игнат, — А вы вот не боитесь, что вы нам рассказываете про маньяков, про убийства, а мы, впечатлившись, пойдем резать всех направо и налево?
— Нет, — Павел Николаевич покачал головой. — Ты для этого слишком рационален. Убийство не даст стопроцентный результат пробуждения, но точно положит конец твоим планам на получение адвокатского диплома. Выигрыш не стоит потерь. Мирка для этого слишком линевая, и ей неинтересно. Вы не задумывались о том, что в приют мы забираем далеко на всех? На каждого из вас есть толстенькая папочка. Характеры, привычки, возможные триггерные точки, мы ваших тараканов переписали, пронумеровали и тщательно следим, чтобы новые не завились.
Разговор произвел на меня гнетущее впечатление. После него, уже вечером в комнате, в своей кровати, я долго ворочалась и не могла уснуть, слушая, как на соседней кровати также ворочается Сашка. Когда же я наконец заснула, то даже немного пожалела об этом. В царстве Морфея за мной гонялся Сперанский, потрясая книгой и крича, что ему нужна моя жертва, чтобы пробудиться. Проснулась я откровенно разбитая, и чтобы день окончательно был испорчен…
Меня пригласила к себе директриса.
Я ожидала чего угодно — от всплывшего косяка годичной давности до претензий по учебе. Хотя у меня были кое-какие поблажки, материал я нагоняла медленнее, чем хотелось бы. В общем, что угодно, кроме десятка увесистых папочек. Обычно в таких папках хранятся досье на нас, приютских детей, но всё оказалось немного не так.
— Что это? — спросила я у Ивановны. Директриса сцепила пальцы и поставила локти на стол, под ее ничего не выражающим взглядом мне стало неуютно.
— А это, Мира, люди которые хотят тебя удочерить.
На этой фразе у меня дёрнулся глаз, и по спине почему-то пробежало холодком. Вот только еще удочерителей, помимо Огневых, мне не хватало. Я посмотрела на директора. На папку. Потом снова на директора
— Что ты смотришь на меня, как испуганный Кролик на волка? усмехнулась Ван Вановна и вздохнула. — Мира, с тем, что последнее время происходило, нет ничего удивительного, что твоя персона привлекла много внимания. Сейчас ты та самая «Вишенка на торте». Её хотят все.
— А может, не надо?— как-то расстроенно протянула я. Папки, которые я еще даже не взяла, жгли мне руки. Отчего-то было безумно тоскливо. — Ван Вановна, мне всего два года осталось до того момента, как я смогу покинуть приют.
Когда директриса встала, подошла ко мне и легонько потрепала по волосам, я замерла. Хотя Ван Вановна всегда была добра к нам, особой близости и нежности она никогда не проявляла, и учила уважать чужие границы.
— Мира,— Я снова вздрогнула от непривычных интонаций в голосе всегда сдержанной и рациональной директрисы, — цель любого приюта найти ребёнку подходящую семью. я понимаю твою настороженность. Что клан Огневых, что любого другого клана или любой другой семьи, у всех есть свои корыстные интересы, и я понимаю, что ты меньше всего хочешь оказаться заложницей этих самых интересов. Однако сейчас ситуация складывается таким образом, что тебе необходимо сделать выбор. Мы можем защищать тебя. Мы можем принимать во внимание твои интересы, но только до определенного момента — мы не всесильны. И чем дальше будет затягиваться процесс удочерения, тем больше будет вопросов. Я не скрою, есть люди, которые хотят получить возможность воздействовать на приют, иметь легальное средство давления. Пока у тебя есть возможность выбора, но в какой-то момент ее не будет, и не будет никого, кто сможет защитить тебя.
Неожиданно я вспомнила разговор с Ван Вановной, произошедший в самом начале всего этого: будь на моём месте кто-то другой, тебя вывели из кабинета, а потом, после мирного и обстоятельного разговора, выдали бы документы со всеми необходимыми печатями, и было так, как договорились: приёмная, биологическая или какая-нибудь дальняя родственница.
Ван Вановна права, пока у меня есть выбор. Не будет Ван Вановны, не будет выбора, не только у меня, у всего приюта святой Анны. Я сгребла папки со стола и с кривой улыбкой пообещала:
— Я внимательно с ними ознакомлюсь.
Глава 15
Все папки, переданные мне директрисой, я честно забрала с собой. Изучать. Хотя безумно хотелось завернуть куда-нибудь за угол и сжечь в подворотне, ну или где там курилка находится? Хотя мне казалось, что я тащу штук сто этих папок, на самом деле их было не так много, пять или шесть. Из-за разной толщины я не могла точно сосчитать их количество.
Сашки в комнате не было. Куда она ускакала опять, было известно одному богу, а у меня появилось время поизучать досье потенциальных удочерителей. Первой лежала папка Огневых. Несмотря на все неприятности, доставленные приюту, Ван Вановна считала, что у биологических родителей мне будет лучше. Другие фамилии были мне незнакомы. Посерфила каждую. С удивлением присвистнула на одной столичной фамилии. Ярмолины, небольшой клан с глубокими историческими корнями. Специализация клана: медицина и токсикология. Нет, понятно, чем я их заинтересовала, вопрос — как они обо мне узнали. Столица далеко. Наши новости до них долетают тихим отголоском, ну, должны, по крайней мере. Покопалась поглубже, поняла, что крутого хакера, который по двум кликам находит всю подноготную, из меня не получится. Не очень-то и хотелось. Полезла внимательно читать инфу из папочки. О! теперь понятно. Семен Юрьич Семушкин, который проводил мою экспертизу — боковая ветвь клана. Почему он не Ярмолин? Ну, явно не ко мне вопрос. Подноготная кланов — вода темная и мутная, а в папке ответа не было. Припомнила, как на меня смотрел этот Семушкин, как активно зазывал в свое НИИ, и по спине стаей пробежали мурашки, а на руках волосы дыбом встали. Потрясла головой, отгоняя видение, где я в замызганном фартуке день и ночь стою у плиты, и отложила Ярмолиных подальше. В самый дальний ящик под названием: да никогда в жизни! Дальше Влацловы, соседняя губерния, специализация семьи: токсикология и медицина. Еще семья со специализацией «фармакология и медицина». Гриттельхоф, ничего не говорит. Но тоже не местная. И еще одна, специализация семьи та же, медицина, фармакология, токсикология. Штраховы, о, о них я слышала, в нашем городе N довольно известная семья, которая, да, правильно, тоже связана с медициной и фармакологией. Последние две папки я даже листать не стала. Упала на кровать и уставилась в потолок. Я понимала, почему мной интересуются только семьи с уклоном в медицину и фармакологию. Будет пробуждение или нет, бабушка надвое сказала, да и что я получу за способности — неизвестно, а парадокс — вот он. Даже рабочий — кулинарный. А в столовой на ужин сегодня тефтельки, и вроде овощи какие-то. Может, пойти закусок купить? Мысли с выбора родителей — опекунов плавно перескочили на еду. Желудок подвело, и тот заныл, а до ужина еще часа три оставалось. На полдник, если верить меню, были бананы, и их раздали утром. Нет, в принципе, можно и потерпеть, но в кошельке валялась некоторая сумма денег, а в пекарне на Островской продавались офигенские пирожки с капустой. До Островской, правда, пилить и пилить, но и до ужина три часа. Итог моих метаний застал меня уже на улице. Ну, пирожки так пирожки. Бешеной собаке семь верст не крюк, особенно если впереди вкусняшка мелькает.