Поднимается ветер
Шрифт:
Мачта - короткий мощный стальной столб - выдвинулась сквозь задраенное отверстие в крыше. Ее тут же со всех сторон закрепили магнитные каркасы и подпорки. На мачте тотчас развернулась металлическая кольчуга паруса. Поднимался он при помощи шкота - тройного каната гибкой стали; Клейтон управлял им, орудуя лебедкой.
Парус был площадью всего в несколько квадратных футов. И, однако, он увлекал вперед двенадцатитонное чудовище с замкнутыми тормозами и якорем, выпущенным на всю длину стального каната в двести пятьдесят футов...
Это не так трудно... когда
Клейтон вытравил шкот и повернул Зверя боком к ветру. Но этого оказалось недостаточно. Он опять взялся за лебедку и повернул парус еще круче к ветру.
Ураган ударил в бок, громоздкий танк угрожающе накренился, колеса с одной стороны поднялись в воздух. Клейтон поспешно убрал несколько футов шкота. Металлическая кольчуга вздрагивала и скрипела под свирепыми порывами ветра.
Искусно маневрируя оставшейся узкой полоской паруса, Клейтон ухитрялся кое-как удерживать все шесть колес танка на грунте и держался нужного курса.
В зеркало он видел позади черные зубчатые скалы. Это был его подветренный берег - берег, где ждало крушение. Но он все-таки выбрался из ловушки. Медленно, фут за футом, парус оттаскивал его прочь.
– Молодчина!
– кричал Клейтон мужественному Зверю.
Но недолго он торжествовал победу; раздался оглушительный звон, и что-то со свистом пронеслось у самого виска. При ветре сто восемьдесят в час мелкие камешки уже пробивали броню. То, что обрушилось сейчас на Клейтона, можно сравнить разве что с беглым пулеметным огнем. Карелланский ветер рвался в отверстия, пробитые камешками, пытаясь свалить его на пол.
Клейтон отчаянно цеплялся за руль. Парус трещал. Кольчуга эта была сплетена из самых прочных и гибких металлических сплавов, но против такого урагана и ей долго не устоять; короткая толстая мачта, укрепленная шестью могучими тросами, раскачивалась, как тонкая удочка.
Тормозные прокладки начинали сдавать. Зверя несло уже со скоростью пятьдесят миль в час.
Клейтон так устал, что не мог ни о чем думать. Руки его судорожно сжимали руль, он машинально вел танк и, щуря воспаленные глаза, яростно всматривался в бурю.
С треском разорвался парус. Обрывки с минуту метались по ветру, потом мачта рухнула. Порывы ветра достигали теперь ста девяноста миль в час.
И Клейтона понесло назад, на скалы. А потом ветер дошел до ста девяноста двух миль в час, подхватил стальную махину, ярдов двенадцать нес ее по воздуху, вновь швырнул на колеса. От удара лопнула передняя шина, за ней - сразу же две задние. Клейтон опустил голову на руки и стал ждать конца.
И вдруг Зверь остановился, как вкопанный. Клейтона кинуло вперед. Привязной ремень мгновенье удерживал его в кресле, потом лопнул. Клейтон ударился лбом о приборную доску и свалился оглушенный, весь в крови.
Он лежал на полу и сквозь пелену, которая обволакивала сознание, силился сообразить, что же произошло. Мучительно медленно вскарабкался опять в кресло, смутно понимая, что кости целы. Живот, наверно, весь ободран. Изо рта текла кровь.
Наконец,
Пока - спасен...
Но ветер все не унимался. Он дул уже со скоростью ста девяноста трех миль в час; С оглушительным ревом он опять поднял Зверя в воздух, швырнул его оземь, снова поднял и снова швырнул. Стальной канат гудел как гитарная струна. Клейтон цеплялся за кресло руками и ногами. Долго не продержаться, думал он. Но если не цепляться изо всех сил, его просто-напросто размажет по стенам бешено скачущего танка...
Впрочем, канат тоже может лопнуть - и он полетит кувырком прямо на скалы.
И он цеплялся. Танк снова взлетел в воздух, и тут Клейтон на миг поймал взглядом индикатор. Душа у него ушла в пятки. Все. Конец. Погиб. Нельзя продержаться, когда этот проклятый ветер дует со скоростью сто восемьдесят семь в час! Это уж чересчур!
Сколько?! Сто восемьдесят семь? Значит, ветер начал спадать!
Сперва Клейтон просто не поверил. Однако стрелка медленно, но верно ползла вниз. При ста шестидесяти в час танк перестал скакать и покорно остановился на якорной цепи. При ста пятидесяти трех ветер переменил направление - верный знак, что буря стихает.
Когда стрелка индикатора дошла до отметки сто сорок две мили в час, Клейтон позволил себе роскошь потерять сознание.
К вечеру за ним пришли карелланцы. Искусно маневрируя двумя огромными сухопутными кораблями, они подошли к Зверю, привязали к нему крепкие лианы - куда более прочные, чем стальные канаты, - и на буксире приволокли изувеченный танк обратно на станцию.
Они принесли Клейтона в приемник, а Неришев перетащил его в тишину и покой станции.
– Ни одна кость не сломана, только нескольких зубов не хватает, - сообщил ему Неришев.
– Но на тебе живого места нет.
– Все-таки мы выстояли, - сказал Клейтон,
– Еле-еле. Защитная ограда вся разрушена. В станцию прямиком врезались два огромных валуна, она едва выдержала. Я проверил фундамент, ему тоже здорово досталось. Еще одна такая переделка - и мы...
– И мы опять как-нибудь, да выстоим! Мы земляне, нас не так-то легко одолеть! Правда, за все восемь месяцев такого еще не бывало. Но еще четыре - и за нами придет корабль. Выше голову, Неришев! Идем?
– Куда?
– Хочу потолковать с этим чертовым Смаником.
Они вышли в приемник. Там было полным-полно карелланцев. Снаружи, с подветренной стороны станции, пришвартовалось несколько десятков сухопутных кораблей.
– Сманик!
– окликнул Клейтон.
– Что тут такое происходит?
– Летний праздник, - сказал Сманик.
– Наш ежегодный великий праздник.
– Гм. А как насчет того ветра? Что ты теперь о нем думаешь?
– Я бы определил его как умеренный, - сказал Сманик. Ничего опасного, но немного неприятно для прогулок под парусом.