Поднимается ветер…
Шрифт:
— Один подмастерье, оставленный хозяином караулить мастерскую, опрокинул свечу. Загорелась портьера, подмастерье засуетился, начал искать, чем бы залить огонь. Схватился за плошку с маслом. Огонь вспыхнул сильнее. Он опять принялся искать, чем бы потушить пламя, и полил его огненным вином… притча длинная, но итог простой: сгорела и мастерская, и хозяйский дом. Рикард сглотнул, потом развернулся к полковнику и схватил его за грудки, хорошенько тряхнул. Эллонец никак не отреагировал. Светлые серо-зеленые, как вода в пруду, глаза смотрели в упор — спокойно, презрительно. Эллуа был старше генерала Мерреса, лет на двадцать, наверное, и это тоже было противно, как и ледяное равнодушие.
— Сволочь! Ты же мне сам говорил — пиши маршалу!..
— Генерал Меррес, — одними губами ответил Эллуа. — Если вы не хотите, чтобы вашему мундиру было нанесено тяжкое оскорбление, уберите руки. Рикард вспомнил давешний инцидент со шпагой. Полковник показал ему прием, позволявший обезоружить нападавшего, но урок быстро прекратился: Эллуа объяснил, что подобное возможно лишь с фехтовальщиком весьма низкого уровня, и нужно на голову превосходить соперника, чтобы рискнуть проделать подобный фокус. Меррес не показал, что принял оскорбление на свой счет, но утратил к занятиям всякий интерес. Проверять, кто сильнее в драке на кулачках, не хотелось: не подобает двум офицерам лупить друг друга, как мужичью. Рикард опустил руки и огляделся. К счастью, во дворе никого не было. Маршал Меррес может себе позволить швырять в полковников грифельными досками с планами и лупить их донесениями по мордам. Генерал Меррес еще не главнокомандующий.
— Благодарю, мой генерал, — ладонь с длинными узловатыми пальцами пробежалась по мундиру, расправляя несуществующие складки. — Вы хотите продолжить обсуждение?
— Говорите, — кивнул Рикард. Эллонский кавалерист был каким-то непостижимым человеком. Другой бы, наверное, оскорбился. Даже его возлюбленный Устав не допускает рукоприкладства от старших по званию, а генерал Меррес сорвался самым неприличным образом. Рядом с Эллуа Рикард чувствовал себя тем самым сопляком и дураком, которым так часто честил его дядюшка. И еще — волчонком-подростком рядом с вожаком стаи: и хочется зубы показать, и чуешь, что еще не время. Рикард уже понял, что командовать, как это положено, полковником Эллуа не может и никогда не сможет. Их нужно было поменять местами: двадцатипятилетнего генерала и сорокапятилетнего полковника…
Генерал Меррес удавился бы, но не выказал этого Эллуа. Удавился… или приказал бы казнить кавалериста.
— Армия Тамера будет опираться на местное население. В Къеле они вдвое увеличат численность войск. То же будет и здесь. Два, три сражения — и нас оттеснят к берегу Эллау. Если мы не удержим переправы, можете забыть о двух графствах и баронстве. На карте появятся три губернии, принадлежащие Тамеру. Рикард бессильно выбранился. Скоро будет очередной совет, маршал Алессандр будет колотить кулаками по столу, брызгать слюной и грозить всем казнью. Только все это — слова, пустой звук, хоть и громкий. Полковник Эллуа, конечно же, будет молчать и выполнять приказы. Выполнять свой долг. Соблюдать Устав армии Собраны. И генерал Меррес — будет. Выполнять и соблюдать. Только их сомнут. Как новорожденных щенят, слепых и беспомощных. Вестового сумел отправить только Дизье, и его донесение обрушилось, как снег на голову. Значит, остальных — и от Карро, и от всех остальных, — попросту перехватывали местные бунтовщики. То же будет и в Сауре, и в Лите. Къела была самой мирной из трех северных земель, а в Лите, и особенно — в Сауре было пролито много крови. Къела сдалась — да что там сдалась, бросилась в объятия армии Тамера, с которой возвращался наследник казненного графа.
Эллонец, так и стоявший в полушаге от Мерреса — расстояние, на которое Рикард подпускал только друзей и женщин, а этот долговязый ледяной человек ему кто? — внимательно следил за лицом своего генерала.
— Вы начинаете понимать, мой генерал, — тихо сказал он. — Мы сложили вокруг себя гору хвороста. Алви Къела только поднес факел.
— Сволочь поганая, тварь, гаденыш… — сплюнул в сторону Рикард. — Дерьмо ходячее!
— Мой генерал, — Эллуа скривил тонкие губы. — Представьте себе, что в Меру входит армия его величества. Вашего дядю, его жену, вашу тетку, ваших двоюродных сестер и племянниц отправляют на плаху. Вам удается бежать в Оганду. И там вам предлагают армию…
— Я бы никогда… — Рикард осекся. — Мы не устраивали заговоров против короля!
— Мой генерал, — эллонец вздохнул. — Вы вошли в Саур в конце лета. Вы помните, что в вину графам Саура был вменен сбор армии, призванной свергнуть законную власть. Вы видели эту армию? Слышали о ней? Или она начала появляться только считанные седмицы назад? Меррес зажмурился и скрипнул зубами. Спорить с полковником было невозможно.
Он был прав. Он все говорил верно. Но почему он молчал раньше? Почему заговорил, только когда земля под ногами загорелась? Что за дрянь…
— Хватит, — генерал топнул сапогом о серый щербатый камень, которым был вымощен двор. — Поздно теперь…
— Да, мой генерал. Нам нужно сохранить войска и удержать переправы. А теперь, мой генерал, подумайте о том, что вы будете делать, если маршал поставит перед нами совсем иные задачи, — эллонец развернулся на каблуках и ушел вверх по лестнице. Рикард поднял глаза к окончательно просветлевшему небу. Откуда-то тянуло гарью. Неслась темная стая галок. Развевался над замком бело-золотой королевский флаг. С запада наползала темная туча. Ветер переменился, как часто случалось в начале весны. Западный ветер пах горечью и бедой.
Герцогиня Алларэ точно знала, чего хочет, и все же была рада тому, что сложные правила дворцового этикета, установленные еще встарь, не слишком способствуют встречам наедине. Его величество может беседовать с незамужней девицей в присутствии ее спутницы или иного сопровождающего лица. Незамужняя герцогиня Алларэ, хоть и пользовалась, по обычаю своей земли, многими привилегиями, тоже под это определение подпадала. Это позволяло несколько оттянуть неизбежную развязку. За последнюю девятину она выдержала два десятка ссор с Реми. Брат прекрасно понимал, почему Мио каждую седмицу сопровождает Анну Агайрон во дворец, почему роль присутствующего третьего лица не может выполнить ни отец Анны, ни любая из ее придворных дам, ни вассалы Агайрона или еще какие-нибудь посторонние. Понимал — и не одобрял, а если уж Реми что-то было не по вкусу, он не умел тихо молчать.
Может быть, умел, конечно — если только это не касалось семейных дел. Герцогиня Алларэ прекрасно помнила, что всеми свободами пользуется лишь с позволения своего брата и господина. Реми мог разозлиться и отправить ее в родной дом, мог запереть младшую сестру в спальне, мог запретить являться ко двору. Он никогда так не поступал, и женщина надеялась, что не поступит и впредь. Ее вспыльчивый, гордый и упрямый брат никогда не мешал своим родственникам развлекаться по вкусу, если забавы не входили в прямое противоречие с интересами рода. Явное внимание, которое выказывал король Собраны к младшей сестре своего второго советника, никак не могло противоречить интересам рода Алларэ. Напротив: чем ближе к королю, тем надежнее, — считала Мио. Разумеется, Анна была права, говоря о том, что его величество никогда никого не полюбит, но, если фаворитка будет достаточно разумна, то сумеет защитить и себя, и своих близких. Король всегда питал слабость к девицам из Алларэ. Хорошая традиция, нужно ее укреплять. К тому же, тогда на долю Анны придется лишь часть из тех неприятностей, что звались «Его Величество Ивеллион II, король Собраны». Реми, герцог Алларэ, злился и, когда посторонних поблизости не было, раз за разом начинал уже надоевший обоим разговор. Мио все чаще казалось, что дело тут даже не в заботе об ее благе, и тем более не в политических соображениях, а в своеобразной ревности. Руи и Реми дружили с детства, пять лет разницы не мешало им и когда оба еще катались на пони, а не на лошадях, теперь это и вовсе не имело значения. Официально они были двоюродными братьями, по сути дела — родными, особенно после той мрачной истории лета 3865 года. Гоэллон называл герцога Алларэ самым близким человеком. Четыре года Мио была третьей в этом союзе… да полно, четыре или добрых двадцать лет? Малышка, которую два подростка таскали на руках, а то и макали шутки ради в реку, девочка-подросток, забавлявшая двух мужчин своими глупостями, выросла и заняла свое место. То, единственное, которое было ей предначертано.
Сестра Реми, любовница Руи. Пять лет назад она мечтала стать герцогиней Гоэллон. Это казалось само собой разумеющимся, она была уверена, что Руи не женится именно потому, что ждет, пока Мио повзрослеет. На ком ему еще жениться? Время разбило иллюзии и мечты, безжалостно расставило все по местам. Мио Алларэ не дождалась ни предложения руки и сердца, ни даже прощального подарка, который подвел бы итог четырехлетней связи.
Мио предполагала, что Реми рассердится. Она не говорила брату ни слова, но он сам все понял — и женщина надеялась, что ее брат и господин вмешается. Разумеется, принуждать друга к браку — это слишком, но почему Реми вовсе ничего не сделал? Ни разговора, ни слова… Словно так все и должно было случиться, словно сестра герцога Алларэ была только игрушкой, которую можно оставить, если она наскучит… Оставить — но не позволять ей увлечься кем-то еще! Любезный братец, кажется, собирался сыграть в собаку на сене.