Подноготная любви

Меняйлов Алексей

Психологическая наука утверждает, что мнение о человеке складывается в первые 90 секунд общения. После этого изменить его способны лишь очень немногие. В те же 90 секунд и происходит распределение ролей. Ситуация со спасением посредством мордобоя русского крестьянства интересна тем, что в первые 90 секунд и граф Ростов, и княжна Марья оказались в особом положении. Испуганная женщина не пыталась, как это обычно бывает, доказать, что она мужчина, и во всём доверилась своему спасителю. Все свои познания, полученные от плохих учителей, были ею в тот момент забыты. Им — тоже. Получилась — семья, в которой если кто и доминирует, так это муж. Во всяком случае, на первых порах.

Таким образом, можно сказать, что графа Ростова и княжну Марью свёл случай. Не будь его, Ростов продолжал бы встречаться с теми, с кем и положено гусару, и продолжал бы обманывать свою бесприданную невесту Соню. Обычно при случае те,

которые нисколько не сомневаются в том, что надо с партнёром побывать под венцом в храме государственной религии и постоять там с улыбкой, очень похожей на счастливую, перед посещением подобного храма обычно возвещают, что их свёл Сам Господь Бог и на их брак была воля Божья. Допустить, что за Божью волю они приняли просто случай или допущенные (как наименьшее зло) обстоятельства, они не в силах, поскольку иначе усомниться придётся уж в очень многом. Николай и Марья ко всеобщему (даже Сони) удовлетворению были повенчаны. И из текста не видно, чтобы они позволяли себе усомниться.

Случай был и в судьбе Наташи. Но не сразу. В первом с ней эпизоде (первый том) ей тринадцать лет, она, подсмотрев, как целуются Николай Ростов с Соней, зазывает в оранжерейную Бориса, сначала предлагает ему поцеловать куклу, а затем себя. После этого, почти тут же в оранжерейной, они с Борисом решают пожениться и дают в том самую страшную клятву. То, что это игра, так сказать, обыкновенная, читатель, по-видимому, может догадаться сразу, даже без подсказки в виде целования куклы.

Обычно играют с чередой любого количества партнёров, до случая. Случай спасения с Наташей происходит через несколько лет, когда она впервые, как большая, отправляется на взрослый бал. Можно себе представить то упоение счастьем, которое испытывает подвижная темноглазая и темноволосая девушка, почти девочка, лучшая ученица школы танцев, когда она впервые оказывается на взрослом балу, когда весь внешний блеск залы ещё не надоел, а действует именно так, ради чего он и создавался: чтобы деструктурировать сознание и вызывать восторженное возбуждение. В таком состоянии человек готов любить кого угодно, не в смысле любого, а в смысле всех. Не остаться без партнёра Наташе обещал помочь Пьер, тот самый Пьер, в которого она была некогда влюблена (тогда Пьер был для того, видимо, достаточно подавляющий, но потом рядом с Наташей оказались ещё более подавляющие, следовательно, более подходящие для страстного влюбления; некрополе же Пьера, по мере его становления как личности, стало сходить на нет), но к которому её всегда продолжало притягивать, хотя она этого и не могла осмыслить. Не могла ни когда Пьер был холост, ни, тем более, потом, когда на его связь с Элен наложила благословение госцерковь.

Бал. Никто Наташу, так необыкновенно, не по-домашнему одетую, не приглашает. Несчастной девочке начинает казаться, что никто, никто, ни один мужчина её на этом балу не пригласит танцевать, никому она нравиться не может, и она окончательно понимает, что жизнь её кончена. Но тут появляется её спаситель Пьер, который приводит своего лучшего друга князя Андрея, чтобы тот пригласил Наташу на танец. Но Наташа, оказавшись в объятиях князя Андрея, со свойственным женщинам умением делать выводы решила, что спаситель её не Пьер, а князь Андрей, и первые 90 секунд после своего спасения в блестящей атмосфере бала восхищённым взором созерцает его. Князь Андрей, для которого, как он и сам осознавал, высшей ценностью были не живые люди, но слава, то есть взирание на него с восхищением, не устоял. Ситуация, согласитесь, аналогична той, которая случилась в имении княжны Марьи во время бунта: князь Андрей в полной мере чувствует себя мужчиной, а Наташа — женщиной. Скоро князь делает предложение, которое с восторгом воспоминания бала, случая, было принято.

Однако отец князя Андрея противился этому браку, и свадьбу приходится отложить на год. Год этот для физиологически сформировавшейся девушки был мучителен, а мучения, как известно, при соответствующем основании (здоровом теле духа) ведут к внутреннему развитию. В результате Наташа достигает того уровня, когда в неё неизбежно должен «влюбиться» яркий некрофил. Всегда, когда появляется возможность что-либо испортить, яркие некрофилы не заставляют себя ждать. Любовник своей сестры Анатоль с первого взгляда «влюбляется», влюбляется с первого взгляда Анатоля и Наташа. Как и следует ожидать от человека-зеркала, она в результате отражения внутренней сущности некрофила становится гадкой, утрачивает всякую способность мыслить, в благих помыслах своих родных «загадочным образом» угадывает скрываемые, то есть дурные, помыслы своего несравненного жениха, уже, правда, женатого, и решается тайно от родителей с ним бежать. Попытка предотвращена, но любовь-обязанность, любовь-игра, любовь как у всех, с князем Андреем рушится из-за словесного отказа Наташи. Наташа не в состоянии поверить, что Анатоль вовсе не удивительной души человек, но подонок. И действительно, как он может быть подонком, если она, она, такая хорошая всё время о нём думает? Но тут её вновь спасает Пьер и раскрывает ей тайну брака Анатоля. Далее как расплата, как естественное следствие — болезнь, страдания, которые, как известно, способствуют обновлению «нравственной физиономии».

В «Войне и мире» из 500 с лишним героев романа биофил-мужчина лишь один (если не считать астеничного Платона Каратаева с типичной для астеников философией), Пьер, к тому же, к моменту выздоровления Наташи в достаточной мере как биофил ещё не сформировавшийся. Да и жена его ещё не успела начать процесса о разводе и окончательно умереть. И, возможно, отчасти из-за того, что половинка её ещё не вызрела, Наташа, когда вновь оказывается рядом со смертельно раненным в Бородинском сражении князем Андреем, начинает не только его самоотверженно выхаживать, но и любить, то есть лучшие свои чувства по отношению к умирающему, которого она в своём обещании доброкачественной любви-игры, любви-обмана обманула, она искренне принимает за любовь и готова, как ей кажется, отдать бывшему жениху всю свою душу. Но Наташа уже миновала уровень «никакой» («жухлой»), поэтому смерть освободила князя Андрея от чего-то в его и её жизни неуместного.

Итак, теперь жизнь подготовила Наташу к уровню «биофил — биофилка», на котором Наташа уже способна узнать, оценить и впервые вложить руку в сильную ладонь Пьера.

А что наш Пьер? Он тоже развивается, и тоже в русле, похоже, достаточно типичной для биофила судьбы. Во всяком случае, судьба его достаточно симметрична Наташиной, в мужском, разумеется, варианте.

В романе довольно невнятно намекается на связь Пьера с женщинами до его брака с Элен. Но они были, потому что не могли не быть. Мы даже можем угадать из французских имён гостеприимных за определённую плату женщин, что это были актрисы. Взрослея, Пьер явно утратил способность сопротивляться женщинам. Это произошло не потому, что Пьер стал развратней, а потому, что им начинают интересоваться женщины, о которых говорят, что они умеют в этой жизни устроится. Это женщины, интимная близость с которыми — непременная психоэнергетическая травма. Его женят на Элен, хотя предложение делает, не понимая себя, разумеется, он. Ему и в голову не приходит, уличив её в неверности, с ней развестись, и он, хотя и не живёт с ней, продолжает давать ей средства на тот образ жизни, который известный тип некрофилок себе выбирает. Оформить развод решает сама Элен, которая от неудовлетворённости обилием любовников, которые у неё были, решает стать порядочной замужней женщиной и планирует выйти замуж сразу за двоих. Высокопоставленных.

После французского плена, после всех лишений следования вместе с бегущей французской армией, голодного, оборванного и бесправного существования, в душе Пьера происходят столь значительные изменения, что восприимчивые люди начинают с ним чувствовать себя совершенно по-иному. Если раньше к нему возникало некоторое чувство жалости (часто признак присутствия некрофилической компоненты), и, как кажется Толстому, именно из-за этого чувства люди удалялись от Пьера, то после плена хорошие люди приходят рядом с Пьером погреться. Брак его с тоже преобразившейся Наташей становится неизбежен. Хотя они ещё и не встретились.

Что касается случая, то на уровне «биофил — биофилка» в случаях нет непосредственной необходимости, но у Пьера с Наташей их было предостаточно: не кто иной как он спас Наташу от Анатоля, он же спас Наташу от «позора» на её первом балу и т. п.

Итак, комбинация «биофил — биофилка». Казалось бы, именно подобного рода взаимоотношения — находка для мыслителя, поэта или художника, взявшего на себя труд научить людей, как надо жить. Вот уж где описания должны быть обстоятельны и полезны. Но странное дело! Ничего похожего мы в романе не находим. Мы сразу оказываемся в эпилоге, уже прошло 7 лет, и как и что происходило между Наташей и Пьером — не сообщается. Очень странно, в особенности если учесть, что Лев Николаевич ещё 10 лет после завершения романа как заведённый повторял, что он в семейной жизни счастлив. Но отсутствие в романе самого важного отнюдь не странно для того читателя, который понял, что Толстой никогда не участвовал в сватовстве, венчании и начале брака с яркой биофилкой, потому что хвалёной его женой была Софья Андреевна, Соня, Софочка, Софи, фуфела.