Поднять Титаник!
Шрифт:
— Авианосец «Бичерз Айленд» приближается к тому району. Как только рассветет, самолеты авианосца немедленно начнут поиск. — Кемпер натянуто улыбнулся. — Так что, господин Президент, не волнуйтесь, пожалуйста, к полудню «Титаник» будет уже взят на буксир. Если хотите, я даю вам слово, что так оно и произойдет.
Президент взглянул в глаза собеседнику.
— Огромный беспомощный корабль. И надо же такому случиться, что угодил в эпицентр сильнейшего за последние полвека урагана. Лежал семьдесят с лишним лет на дне, проржавел насквозь, и вот, когда его вытащили на поверхность… Советское правительство готово пожертвовать чем угодно, чтобы заполучить «Титаник»… И после всего этого вы мне говорите, не волнуйтесь. Одно из двух, адмирал, либо вы чрезмерно самоуверенны, либо же вы неисправимый оптимист.
— Ураган
— А что, если в эту самую минуту, когда мы с вами тут сидим и мирно беседуем, русские решили воспользоваться ситуацией и уже залезли на «Титаник»?
Кемпер отрицательно покачал головой, давая понять, что такого рода вариант представляется ему невозможным.
— Высадиться на «Титаник», когда скорость ветра сто одна миля в час?! Когда волны достигают семидесяти футов в высоту?! У меня имеется некоторый опыт морской службы, и этот опыт позволяет мне отбросить такого рода вариант как совершенно невыполнимый.
— Еще неделю назад если бы кто рискнул предположить, что придет ураган вроде Аманды, ему бы, наверное, тоже сказали: немыслимо. А ураган пришел, — с этими словами Президент выжидательно посмотрел на Уоррена Николсона, который сидел на диване у дальней стены. — Есть новости?
— С «Титаника» пока что никаких, — ответил Николсон. — Как только лайнер вошел в ураганный эпицентр, с ними прервалась всякая связь.
— А что буксировщики?
— Передают, что не могут обнаружить «Титаник». И это не удивительно, учитывая погодные условия. Тем более, что радары на обоих буксировщиках вышли из строя, и все возможности ограничены элементарным визуальным наблюдением. А в том районе — нулевая видимость, так что они там немного сумеют высмотреть.
В кабинете повисла тягостная пауза, которую нарушил Джен Сигрем.
— Мне кажется, мы просто не имеем права потерять корабль сейчас. Не имеем права после всего, что сделали для его извлечения со дна, — Сигрем вскочил и нервно зашагал по кабинету. — Нам пришлось заплатить чудовищную цену… И мне, в том числе… Цену за этот самый бизаний. И теперь мы просто не можем позволить кому бы то ни было перехватить у нас бизаний. — Голос его срывался, глаза лихорадочно блестели.
Доннер и Коллинз с двух сторон обняли Сигрема и тактично усадили на место.
Кемпер негромко сказал:
— Скажите, господин Президент, а как мы поступим в случае, если произошло самое худшее?
— Тогда придется распрощаться с Сэндекером, Питтом и другими.
— А как тогда насчет «Сицилианского проекта»?
— Никакого проекта тогда уже не будет, — так же негромко ответил Президент. — Какой тогда может быть проект, о чем вы говорите, Господи…
Глава 64
Тяжелая серая пелена понемногу начала рассеиваться, и Питт сообразил, что лежит лицом вверх на чем-то мокром и жестком. В состоянии, когда сознание оказывается на границе осознанного и бессознательного, Питт пробыл несколько минут, затем попытался открыть глаза. Не оба глаза, но один Питту удалось открыть. Второй не открывался из-за запекшейся крови. Подобно человеку, который ценой огромных усилий сумел выбраться из глубокого тоннеля на свет Божий, Питт в первую секунду огляделся, насколько это было возможно, не поворачивая головы и переводя единственный на тот момент глаз медленным круговым движением слева направо. Он был внутри вертолета. Ноги оказались задраны высоко вверх, тогда как спина упиралась в заднюю стенку грузового отсека, вокруг его тела плескалась вода в несколько дюймов глубиной. У него было ощущение, будто в его голове мельтешили маленькие человечки и кололи ее изнутри своими маленькими шпагами и вилами. Зачерпнув горстью немного воды, Питт сполоснул лицо, не обращая внимания на сильный соленый вкус. Размочив запекшуюся кровь, он сумел раскрыть второй глаз. Пит уселся на переборку, и уставился в пол грузового отсека. Он чувствовал себя так, словно его, сонного, тихонько перенесли в увеселительный парк и осторожно поместили в кабину «веселой комнаты», аттракциона с вращающимися стенами и потолком.
Грузовой люк заклинило безнадежно: при падении на нижнюю палубу люк был не просто поврежден, а впечатан внутрь и теперь составлял с фюзеляжем единое целое. Понимая, что нечего и пытаться открыть его, Питт решил выбираться через пилотскую кабину, чтобы воспользоваться внутренней дверцей, ему пришлось двигаться по наклонному полу вверх, цепляясь руками за ремни, предназначенные для фиксации грузов.
На конце ремней были приделаны специальные кольца, которые сейчас очень выручали Питта. Перебирая одно кольцо за другим, он медленно пробирался в сторону кабины вертолета. Ужасно болела голова, так что приходилось ежеминутно останавливаться и давать себе передышку, ожидая, когда рыжие круги перед глазами исчезнут и зрение вновь прояснится. Добравшись наконец до двери, Питт попытался открыть ее, однако она и не подумала сдвинуться с места. Вытащив свой кольт, он несколько раз с силой ударил рукояткой в замок. Ослабевшая рука не удержала оружие, и при очередном ударе кольт выскользнул и отлетел в конец отсека. Дверь же как была, так и осталась неприступной.
Питт тяжело дышал. От слабости и напряжения он чуть не терял сознание. Обернувшись, Питт посмотрел вниз. Задняя переборка отсека казалась очень далекой. Поудобнее ухватившись руками за два ремня, Питт чуть подтянулся, напрягся и обеими ногами изо всех сил ударил в неподатливую дверцу. Зная, что на второй такой удар его уже не хватит, он вложил в этот всю энергию.
Замок поддался, дверца от сильного удара подпрыгнула вверх, образовав с перегородкой угол градусов в тридцать, однако не успев распахнуться, она под воздействием силы тяжести тут же захлопнулась снова. Однако Питту этого оказалось достаточно, чтобы успеть просунуть в образовавшуюся на мгновение щель руку и не дать двери полностью закрыться. В момент, когда дверь ударила по костяшкам, боль была настолько сильной, что на какое-то мгновение даже в голове прояснилось. Он перевел после некоторой паузы дыхание, готовясь к последнему рывку, затем чуть отжал дверь и нырнул в проем, как будто бы залезал на крышу через чердачное окошко без приставной лестницы. Какое-то время Питт отдыхал, восстанавливая дыхание и выжидая, когда сердце перестанет бешено колотиться.
Наконец у него появилась возможность заняться своей раной. Вытащив носовой платок, он туго обмотал разбитую руку и лишь затем попытался оглядеться в кабине. Ему казалось, что никаких проблем выбраться отсюда не возникнет. Дверь пилотской кабины была сорвана с петель, вставленный в дверной иллюминатор пластик оказался выбитым. Справившись с этой проблемой теоретически, Питт задумался, сколько все-таки времени он пробыл без сознания. Минут десять? Час? Несколько часов?! Поскольку на запястье место часов пустовало, а сами часы неизвестно куда делись, никакой определенности на этот счет у Питта не появилось. Да и что, в конце-то концов, с ним произошло? Он попытался проанализировать сложившуюся ситуацию.
Может, вертолет проскользил по палубе и грохнулся в океан? Что-то не похоже… Произойди что-нибудь подобное, Питт покоился бы в металлическом гробу, функции которого вынужденно пришлось бы исполнять грузовому отсеку вертолета. Тогда почему в кабине вода? Откуда она взялась? Может, вертолет не упал в воду, а застрял в одном из металлических завалов, каких немало было на палубах всех уровней? Тоже не очень похоже. Чем тогда объяснить, что вертолет застыл почти в вертикальном положении?.. Если что-то Дирк Питт и мог сказать более или менее уверенно, так лишь то, что каждая секунда, проведенная в праздных размышлениях относительно случившегося с вертолетом, неминуемо приближает самого его к ситуации, неизмеримо более опасной нежели та, в которой он пребывал до настоящего времени. Возможно даже, каждая минута приближала Питта к смерти, кто знает? Все ответы на вопросы находились снаружи, по ту сторону обшивки вертолета, и потому Питт взобрался на кресло пилота и уже оттуда через пролом в обшивочном оргстекле он выбрался наружу, в непонятную темноту. Перед ним оказалась — ни больше, ни меньше — обшивка «Титаника». Слева и справа вверх уходила стена, покрытая многолетней шершавой ржавчиной. Прямо под ногами бурлил и пенился, волновался и ревел океан.