Подольские курсанты
Шрифт:
«На, держи». – Сашка протянул ему тогда ровно оторванную белую ластовицу и очень обрадовался, когда увидел на лице товарища неподдельную благодарность. Так и познакомились, и подружились. И дружба эта стала именно солдатской, без разных там сантиментов и объяснений: вот тебе мое плечо, а вот, если надо, и я сам.
Только спустя какое-то время сама собой стала проступать разница в воспитании и характерах. Митя был родом из Горького, его родители, люди с рабочей закалкой, сызмальства привили сыну чувство ответственности и справедливости. Он
Когда подошло время, Митя подал документы в Подольское артиллерийское училище. Дома его выбор одобрили: командир – тот же рабочий, только в его руках куда более сложный инструмент, чем токарный станок или кувалда. Но и ответственности больше.
Вот эта книжная упертость Мити в насущных делах и будоражила живую Сашкину натуру. Он-то все воспринимал совсем иначе. Конечно, Митя со своим буквоедским объяснением всегда будет у командира в почете. Но ничего, настоящее дело покажет, кто прав.
– Митя, нельзя же быть таким правильным! – Сашка не упускал возможности подковырнуть друга. Вот и сейчас стал ехидно загибать пальцы. – Комсорг батареи, отличник боевой подготовки, будущий генерал! Смотри, так и до маршала дослужишься!
– Да ну тебя. – Митя в ответ загнул только один палец. – Балабол.
Оба разом замолчали, заметив стоявшую за медицинской палаткой Машу. Девушка укладывала в вещмешок чистое постельное белье и украдкой бросала взгляды в их сторону. В пылу спора ребята не сразу заметили ее, а когда увидели, не сговариваясь, смутились.
– Сань, не липни ты к Маше, а? Она девчонка хорошая, настоящая, не какая-нибудь там…
Митя осекся, наткнувшись на твердый взгляд собеседника.
Сашка весь как будто закипел:
– Какая «не какая-нибудь»? Тоже, как ты, правильная, да? То есть – мне не пара? Так, что ли? А кому тогда пара? Тебе?
Митя растерялся:
– Да я не то хотел сказать.
Но Сашка уже не унимался, всем корпусом подался к Мите, захрипел, переходя на сдавленный крик. Опрокинутый котелок отскочил в траву.
– Выходит, если я из детдома, то мне не ко всякой девчонке можно… липнуть? Так, что ли?
– Ну, опять тебя понесло… – Митя был уже не рад, что затеял этот разговор…
– Ну, а как? – не унимался Лавров. – Маша, значит, правильная, по-твоему – настоящая, а я ненастоящий. Что же ты, правильный, меня такого в друзья себе выбрал?
– Я не выбирал. – Митя повалился на спину, показывая, что спор окончен.
Сашка хотел сказать еще что-то, но тут неожиданно раздалась песня. Она, словно ветер, ворвалась в размеренную курсантскую жизнь, заставила всех разом замереть и обернуться в сторону проселочной дороги.
Из-за ближнего перелеска, чавкая дорожной жижей и бряцая амуницией, показалась колонна курсантов пехотного училища. Сверкая примкнутыми к винтовкам штыками, особенно грозными в свете осеннего заката, они изо всех сил тянули знакомые слова, стараясь подбодрить себя на марше:
Шел отряд по берегу, шел издалека,Шел под красным знаменем командир полка.Голова обвязана, кровь на рукаве,След кровавый стелется по сырой траве.Эх, по сырой траве!Ребята знали друг друга: те были тоже свои, подольские. Притихшие было артиллеристы теперь заметно оживились, подскочили с мест.
– Здорово, царица полей! Много ли немцев настреляли из своих трехдюймовочек?
Раздался дружный хохот. Добрая шутка и настроение поднимает, и собственное превосходство порой доказывает лучше всякого доклада.
Пехотинцы как раз закончили песню. Ну, держись, артиллерия, в долгу не останемся.
– Много – аж со счета сбились. И в атаку сходили, и в рукопашной силой померились. А вас так и не пускают в дело? Все по фанере своей стреляете да за железяками прячетесь? Эх вы, боги войны…
– Вы что, в расположение не торопитесь? Вас что, забыли или из училища выгнали? – подхватили из строя.
– Да нет, – нашелся еще какой-то остряк, – у них перекур: час воюют, три отдыхают.
Пехотинцы засмеялись так же громко, как только что пели песню. Курсант Васильков ловко поправил наползающие на нос очки – знай наших! Другой курсант, коренастый Раиль Яхин, парень уже «бывалый», задорно подмигнул показавшейся у дороги Люсе и, достав из-за пазухи букетик полевых цветов, бросил ей прямо в руки. Девушка зарделась, быстро огляделась вокруг и, помахав Яхину рукой, бережно прижала подарок к груди.
Митя толкнул Сашку в бок:
– Давай так договоримся. Ни ты, ни я ничего не делаем, а если Маша сама выберет кого-то из нас, то так тому и быть.
Сашка, уже успевший переключиться на перепалку с пехотинцами, удивленно посмотрел на товарища и задорно заметил:
– А у нас из-за девчонок дрались.
Митя удивился:
– Но мы же с тобой не будем драться? – Сашка молчал, твердо глядя в глаза товарища. – Ну что, уговор?
Сашка переступил с ноги на ногу, посмотрел на удаляющуюся колонну пехоты, заметил так и не сошедшую с лица Люси улыбку и махнул рукой:
– Уговор!
В длинном коридоре санчасти царил полумрак. Маша, дежурная медсестра, прислушивалась к шуму ветра, загнанного в строгую геометрию казарменных зданий. Она пыталась сосредоточиться на чтении учебника по медицине, но строчки сливались и она никак не могла вникнуть в смысл написанного. Усталость последних дней наваливалась все беспощаднее. Время от времени она вставала и ходила, стараясь взбодриться. Доходила до кабинета дежурного врача, останавливалась возле двери, прислушивалась. Раиса Игоревна тоже не спала: было слышно, как шелестят страницы журнала, как позвякивает чайная ложечка, скрипит стул.