Подонок в вашей голове. Избавьтесь от пожирателя вашего счастья!
Шрифт:
Я вернулся к привычке находить и развивать темы для специальных репортажей, – я совершенно забросил это дело во время своей профессиональной летаргии. Я выследил на улице директора табачной компании Филипа Морриса и задал ему вопрос о продаже сигарет детям в Индонезии. Я рассказал о женщинах, крадущих у своих детей Адералл [50] . Я расследовал дело об аферистах. Мошенники звонили людям, которые незаконно покупали через Интернет запрещенные лекарства, и притворялись агентами Управления по борьбе с наркотиками. Они грозили уголовной ответственностью, а затем требовали взятку, чтобы «закрыть дело».
50
Adderall –
Но моим любимым стал репортаж, ради которого я два дня провел в одиночной камере. Это был фокус для привлечения внимания к общественному спору о том, является ли такое заключение пыткой. Продюсеры уговорили представителей тюрьмы в Денвере продержать меня два дня в камере и снять это на видео. Мне пришлось вынести смертельную скуку, ужасную еду, клаустрофобию и непрерывные крики из других камер – некоторые заключенные переживали нервные срывы. В первое утро я проснулся от животных воплей человека изкоторый сидел в камере этажом ниже. Они не прекращались несколько часов подряд. Другие люди кричали просто, чтобы избавиться от стресса. Буйный заключенный из соседней камеры видел наших операторов и долго кричал в пустоту: «Эй, они делают фильм! Пусть они поцелуют меня в **** и сделают из этого любовную историю!» В последний день моего заключения, когда я шел в душ (к счастью, в одиночных камерах есть одиночный душ), мой несносный сосед выкрикнул: «Приятель, тебе нужны тапочки. Ты подхватишь гингивит!» Сюжет вышел на экран, и Бену он очень понравился.
Время, проведенное в одиночной камере, стало неприятным напоминанием о границах возможности медитации – или, по крайней мере, границах моих возможностей. Я надеялся, что смогу медитировать все время, что пробуду там, но мне мешали крики, объективы камер и постоянные взгляды охранников. Что еще хуже, когда я пытался медитировать, мой сосед, который даже не мог видеть, чем я занимаюсь, начинал зловеще кричать песню «Кармический хамелеон».
Моя медитация также страдала, когда я был занят горячими новостями, хотя именно в эти моменты она была нужна мне больше всего. Например, работая над репортажем о педофилии, между выходами в прямой эфир и составлением архивных материалов, я пытался медитировать в номере отеля, но не мог справиться с усталостью.
Иногда где-то посреди этого марафона, когда у меня было меньше времени на сон, физкультуру и медитацию, я чувствовал, как на свободу рвется моя старая сущность. Я мог внезапно понять, что без причины срываюсь на продюсеров, которые правят мои тексты, или без конца пожираю блинчики. Внутренний монолог становился все более надоедливым – и вот у меня уже не оставалось сил игнорировать голос в голове. Сегодня утром я выглядел уставшим в этой передаче. Мне нужно подстричься. Прав ли был тот человек, который назвал меня на фейсбуке «ужасным клоуном»? Негодяй по имени Эго использовал усталось, чтобы пробить слабые места в моей обороне.
Моя увеличивающаяся продуктивность (у нас это называется «счетчик сюжетов») стала мешать мне медитировать, но это того стоило. Я улучшил не только количество сюжетов, но и качество выходных выпусков «Доброе утро, Америка».
Переворот начался утром после очередной передачи, когда я сидел на на диване в гостиной и уныло раз за разом пересматривал некоторые неудачные моменты эфира. Ко мне подошла Бьянка, отобрала у меня пульт и неожиданно начала часовой сеанс психоанализа. Она разбирала, все, начиная с глобальных ошибок и заканчивая конкретными местами, в которых я делал что-то не то. В этой передаче приветствия начались нормально, я улыбался и смеялся вместе с соведущей (Бианна была в тот момент в декретном отпуске, поэтому ее заменила великолепная Пола Фарис, ведущая ночных программ). Через несколько секунд после начала передачи Пола безобидно пошутила, но я не ожидал этого, и Бьянка нажала паузу на пульте. «Посмотри, что здесь происходит. Ты зажимаешься. Это очень заметно».
– Ты должен перестать так сильно стараться, – сказала Бьянка. – Пусть все происходит само.
Было приятно слышать, как моя жена бросается в меня буддистскими фразами. Особенно если учитывать, что она попала в самую точку. Мне нужно было подходить к работе ведущего как к медитации. Если бы я мог расслабиться и достаточно ясно мыслить, чтобы слушать то, что говорят другие, моя реакция была бы более естественной. Слишком часто у меня было свое представление о том, что должно произойти. Поэтому я начинал нервничать, когда кто-то из моих коллег беззастенчиво делал что-то неожиданное для меня.
Совет Бьянки начал приносить плоды почти сразу. Я понял, что меньше тревожусь о контроле и концентрируюсь на процессе, пребываю в хорошем настроении, готов пошутить или поддержать шутки других людей, смеюсь естественно. Например, когда Рон прочитал новость о том, что женщины становятся счастливее, если пьют алкоголь несколько раз в неделю, я ответил, что отныне буду заходить в винный магазин по дороге домой.
Дела на работе шли лучше, но не все было так радужно. Письма Бена содержали не только похвалы, но и весьма точную (хотя и вежливую) критику. Например, ему не понравилась фраза «выпасть в осадки», когда я приглашал послушать прогноз погоды от Джинджер Зи. Когда я делал репортаж для «Мировых новостей», я попробовал надеть ранец десантника и несколько раз выполнил команду «упасть лицом вниз». Бен сказал, что это было забавно, но нужно было показать что-нибудь из более сложных команд, которые делают настоящие бойцы.
Если серьезно, мне все еще не хватало крупных сюжетов. Я поднял руку, чтобы выразить желание рассказать о выводе войск США из Ирака, но не получил одобрения. Что было еще обиднее, меня не включили в специальный выпуск АВС, посвященный десятой годовщине трагедии 11 сентября, хотя этот эпизод был переломным в моей профессиональной и личной жизни. Это погрузило меня в глубокое уныние. Я начал чувствовать, что хотя такая стратегия во многом мне и помогала, но чего-то еще не хватало.
Во время нашего последнего разговора с Марком в японском ресторане я, как всегда, держал на столе телефон, чтобы записать весь разговор для дальнейшей рефлексии. Прослушивая наши беседы через некоторое время, я часто обнаруживал, что болею за Марка, когда его блестящую речь все время прерывает неугомонный собеседник со своими нелогичными, незрелыми теориями. Вдобавок рот этого неблагодарного слушателя все время был набит неосознанно потребляемой едой.
На записи я горько сетовал на то, что после долгих лет напряженных раздумий о балансе между рвением и спокойствием, у меня все еще нет ответа. На это Марк в своей обычной лаконичной манере сказал, что у него есть ответ – это отстранение. В свою защиту должен сказать, что это слово было обманчивым. «Нужно отстраниться от результата. Думаю, что для человека, который много ставит на свою карьеру – который хочет создавать что-то и добиваться успеха – вполне естественно прилагать очень много усилий. Буддисты же не ставят на результат – потому что не всегда все происходит так, как мы себе это представляем».
Переваривая эти слова уже пост-фактум, я начал понимать, что в этой идее что-то есть. И все же мне было непонятно, как можно работать на износ и не заботиться о результате. Я построил карьеру в системе, в которой полагалось самостоятельно карабкаться к успеху и всеми силами убегать от неудач. Отсутствие интереса к результату казалось чем-то очень далеким от всей нашей установки.
Через несколько месяцев на нашей следующей встрече за яичницей в «Моранди» я вернулся к волнующей меня теме. Я сказал: «Когда мы разговаривали в прошлый раз, ты говорил, что вполне можно иметь амбиции, но нужно отстраниться от результата. Я как всегда тебя перебил, но что это значило?»