Подозревается в убийстве
Шрифт:
— А она что?
— Мол, не хотела оборачиваться, чтобы не показаться любопытной. Дурацкий ответ, ведь более любопытной бабы во всем районе не сыщешь. Я поднажал, тогда она сказала, что немного спустя оглянулась, но ни Сигбрит, ни грузовика уже не было. Мы потолковали еще, тогда она сказала, что не уверена в этом. Мол, не желает чернить людей. А на следующий день встретила одного из моих парней и решительно утверждала, дескать, видела, как Бенгтссон остановился и Сигбрит села в машину. Если она будет настаивать на этих показаниях, Фольке Бенгтссону не отвертеться.
— А сам Бенгтссон что говорит?
— Не знаю. Я с ним не разговаривал. Два сотрудника из Треллеборга искали его, да не застали дома. Потом было решено вас вызвать, и мне дали понять, чтобы я ничего не предпринимал. Не опережал, так сказать, события.
Рад включил скорость и поглядел в зеркальце заднего обзора.
— За нами кто-то следит. Двое в зеленом «фиате». Мы остановились, и они тоже. Познакомим их с окрестностями?
— Пожалуйста.
— Интересно быть предметом слежки, — заметил Рад. — Со мной это в первый раз.
Он ехал со скоростью около тридцати километров, но вторая машина и не собиралась его обгонять.
— Вот те дома направо — это и есть Думме, где живут Сигбрит Морд и Фольке Бенгтссон. Хочешь заехать туда?
— Сейчас не стоит. Криминалистическое исследование проведено как следует?
— У Сигбрит? Я бы не сказал. Мы приехали, все осмотрели, я взял фотографию со стены над её кроватью. И мы оставили там свои отпечатки пальцев.
— Если бы она лишилась жизни…
Мартин Бек остановился. Не очень-то удачно он формулирует вопрос.
— …и я был убийцей — как бы я поступил с телом? — подхватил Рад. — Я уже думал об этом. Очень уж много возможностей… Кругом тьма всяких карьеров и заброшенных развалюх. Всевозможные сараи. Вдоль всего балтийского побережья — пустующие дачи. Лес, бурелом, кустарники, овраги и все такое прочее.
— Лес?
— Ну да, около озера Бёрринге. После бури шестьдесят восьмого там даже на гусеничном тракторе не проедешь. Сто лет надо, чтобы весь бурелом разобрать. К тому же… Кстати, в ящике перед тобой лежит карта.
Мартин Бек достал карту и развернул её.
— Мы сейчас в Альстаде, шоссе номер один, едем в сторону Мальмё. Дальше сам сориентируешься.
— Так что ты хотел сказать? Что «к тому же»?
— Да, к тому же у всех такое впечатление, что Сигбрит Морд подобрала какая-то машина. Даже свидетель есть. Если ты посмотришь на карту, увидишь, что через мой участок проходят три шоссе. Кроме того, у нас такая сеть малых дорог, какой, наверно, больше нигде в стране не найдется.
— Я уже заметил это, — сказал Мартин Бек.
Как обычно, его укачало в машине. Это не помешало ему внимательно изучать окружающий ландшафт. Волнистый рельеф области Сёдерслетт ласкает глаз. Это не просто густо населенная, идиллическая сельская местность. Краю присуща своя, особая гармония.
Ему вдруг вспомнились кое-какие из множества критических замечаний о том, как плохо становится жить в Швеции. Паршивая страна, сказал кто-то, правда жутко красивая.
Рад продолжал рассказывать:
— У нашего участка есть свои особенности. Когда мы не возимся с бумагами, по большей части разъезжаем. За год патрульная машина проходит восемьдесят тысяч километров. В поселке около тысячи жителей, а всего на нашей территории не больше десяти тысяч. Но к нам относится кусок побережья в двадцать пять километров, и летом число жителей превышает тридцать тысяч. Можешь представить себе, сколько домов пустует в это время года. Притом я говорю о людях, которых мы знаем и можем отыскать. Добавь к этому пять-шесть тысяч человек, которые остаются вне нашего поля зрения. Живут в списанных развалюхах, в автоприцепах, все время переезжают с места на место…
Они выехали на приморское шоссе и направились к востоку. Море было гладкое, свинцово-серое, вдоль горизонта тянулись грузовые суда.
— Словом, если Сигбрит мертва, тело искать можно в сотне мест. А если она села в машину к Фольке или еще к кому-нибудь, то скорее всего её надо искать за пределами участка. Тут уже вариантов будет тысяча.
Поселки следовали один за другим: Беддинге, Скатехольм. Рыбачьи поселки, отчасти превращенные в курорты, но со вкусом. Никаких высотных зданий и роскошных отелей.
— Скатехольм — здесь конец моего участка, — доложил Рад. — Дальше начинается участок Истад. Доедем до Аббекоса. А это — Дюбек. Грязь, болото. Самый неприятный участок на всем берегу. Может, она лежит тут в трясине… Ну вот и Аббекос.
Рад сбавил скорость.
— Да, вот здесь она и жила, та лапушка, которая научила меня трезво смотреть на женщин. Хочешь на гавань поглядеть?
Мартин Бек молча кивнул.
Они вышли из машины и сели каждый на свою сваю. Над молом кричали чайки.
Зеленый «фиат» остановился в двадцати метрах. Его пассажиры остались сидеть в машине.
— Знакомые? — спросил Мартин Бек.
— Нет. Молодежь… Если им что надо, подошли бы, поговорили. Не скучно им так сидеть и таращиться…
Мартин Бек молчал. Он становился все старше, журналисты — все моложе. С каждым годом контакт все хуже.
— Так почему тебя интересовало мое отношение к женщинам? — спросил Рад.
— Сдается мне, что нам очень мало известно о Сигбрит Морд. Мы знаем, как она выглядела, где работала, знаем, что держалась скромно. Разведена, бездетна. Вот почти и все. А ты задумывался над тем, что она была в том возрасте, когда многими женщинами овладевает отчаяние? Особенно если нет детей, нет родных, нет никаких интересов… Считают себя полными неудачницами, в том числе в личной жизни. И часто совершают глупости. Идут на необдуманные связи.
— Благодарю за лекцию, — сказал Рад.
Поднял с земли дощечку и швырнул в воду. Пес тотчас прыгнул в море.
— Молодец, — вздохнул Рад. — Теперь он мне совсем загадит заднее сиденье. Значит, ты хочешь сказать, что у Сигбрит была тайная любовь или что-то в этом роде.
— Во всяком случае, не исключено.
Рад наклонил голову и ухмыльнулся.
— Никак не укладывается все это в голове. У тебя есть какие-нибудь планы? Или я не должен спрашивать?
— Дождусь, когда приедет Леннарт. Потом стоит потолковать просто так с Фольке Бенгтссоном и Бертилем Мордом.