Подозреваются все (вариант перевода Фантом Пресс)
Шрифт:
Я внимательно взглянула на него. Неспроста эти вопросы!
— А сама Моника призналась вам?… Моника рассказала вам об инвесторе?
— Пани Моника не рассказала нам абсолютно ничего. Что, по-вашему, пани Иоанна, могут означать инициалы «М. В.» применительно к пани Монике?
— Это наверняка инициалы ее будущего мужа, я знаю его имя и фамилию, — ляпнула я не подумав, и вздрогнула. Каспер этих инициалов не знал, Моника всячески старалась скрыть от поклонника фамилию кандидата в мужья. Моника все от следствия скрывает… А если они следствию известны, значит, были известны и Столяреку…
Мысль интересная, но додумать ее до конца у меня не было
— Что вам известно о выступлении пана Казимежа в качестве эксперта на судебном процессе по делу о строительстве на Садыбе?
И я сразу поняла, в чем дело. Разумеется, о стройке на Садыбе я слышала. И знала подноготную о процессе, где Казимеж сказал свое веское слово в качестве эксперта. Казимеж был человеком честным, взяток никогда не брал и с чистой совестью решил спор в пользу инвестора. Никакой личной корысти от этого решения он не получил. Правда, благодарный инвестор организовал заказ на работу нашей мастерской на сумму в полтора миллиона злотых и тем самым отодвинул от нас призрак банкротства. Существовал, правда, маленький нюанс. Стройку, из-за которой разгорелся весь сыр-бор, Казимеж увидел всего месяц назад, а по правилам должен был видеть намного раньше, но этот нюанс был известен в нашей мастерской лишь мне и Алиции. Ну, может быть, еще Зенону. И что, неужели теперь я предам этого благородного человека?
Уж не знаю, как были поняты мои показания, я же постаралась напустить в них как можно больше тумана. А для меня стало ясно, из каких побуждений Казимеж был вынужден одалживать Столяреку деньги: незапятнанная репутация судебного эксперта нужна была ему как воздух.
Оставив наконец Казимежа в покое, следственные власти предъявили мне несколько накладных, снабженных печатями и датами. Радости мне это совсем не доставило.
— Заниженные суммы, — пришлось признаться. — Наша мастерская переживает нелегкое время. Счета еще прошлогодние, нам следует получить по ним большие суммы, чем здесь проставлено, по обоюдной договоренности мы отложили получение причитающихся сумм с прошлого года, когда жили безбедно, на этот, ибо уже тогда предвидели наступление тяжелых времен.
Прокурор неодобрительно покачал головой. Ясно, злоупотребления, неправильно оформленные финансовые документы. Все так, но лишь на первый взгляд. Только вот как объяснить это официальным властям? Ведь у них есть все основания полагать — наша мастерская только и делает, что занимается злоупотреблениями. А ее персонал в части морального облика не укладывается ни в какие рамки!
Теперь задала вопрос я — тихим, проникновенным голосом, с грустью и болью:
— Так все эти сведения вы почерпнули из записной книжки светлой памяти покойного подонка?
— Откуда вы знаете?!
В свою очередь я неодобрительно покачала головой:
— Догадываюсь. Хорошо помню его большой блокнот в зеленой обложке, в нем он записывал и взятое у меня в долг. Знаю, что всех шантажировал, только еще до конца не разобралась, кого чем. Хотя в общих чертах знаю.
— Вот именно это мне и непонятно, — недовольно сказал прокурор. — Как солидные, взрослые люди могли попасться на такой примитивный шантаж?
Я вступилась за честь вымогателя:
— О нет, он делал это гениально!
Перед глазами как живые возникли сцены в нашей конторе, свидетельницей которых мне приходилось быть и которым я до сих пор не придавала значения. Только теперь они стали мне понятны.
— Вы думаете, он нахально требовал от людей денег за молчание? Вовсе нет. Он вежливо, даже униженно просил одолжить ему очень нужную сумму, без которой ну прямо зарез! Выбирал подходящий момент, когда человек не мог отказать, зная, что это означает открытую войну с Тадеушем, а рисковать никому не хотелось. А так небольшой заем. Столярек и вправду не требовал слишком многого и обещал непременно вернуть. Человек, давал в долг, какое-то моральное оправдание. Впрочем, Столярек кое-кому действительно долги возвратил. Говорю вам, все делалось очень тонко, суммы в принципе не превышали наших финансовых возможностей.
Капитан со вздохом вытащил из ящика стола зеленый блокнот.
— Раз вы все равно знаете, нет смысла больше от вас скрывать. Эта записная книжка и в самом деле содержит много интересной информации. Давайте же с вашей помощью попробуем отделить напраслину, сплетни от действительности, фактов. А то заинтересованные лица так врут, так крутят, что нет никакой возможности…
Честно помогая следствию в расчистке этих авгиевых конюшен, я остановилась на Ядвиге. В записной книжке против ее фамилии был проставлен какой-то странный номер, а рядом дата и год. Подумав, я вычислила, что в том году Ядвига вновь вернулась к своему первому мужу. А вот номер мне ничего не говорил.
О Збигневе, меня, к счастью, не расспрашивали, зато заинтересовались неприятной историей, касающейся Зенона и Рышарда. Вопросы задавал прокурор:
— Из того, о чем мы тут наслушались, следует однозначный вывод: в вашей мастерской шантаж бурно процветал на всех фронтах. Расскажите, что вам известно о ссоре между руководителем мастерской и архитектором Рышардом М.
Об этой ссоре я знала от Алиции, но не собиралась просвещать следствие. Пусть Алиция сама им яму копает. А дело было в следующем. Зенон отказал Рышарду в выдаче справки о предоставлении ему длительного отпуска за свой счет. Справка нужна была Рышарду в связи с его планами длительной командировки на Ближний Восток. Зенон поступил некрасиво, что и говорить, потребовав от Рышарда за справку отдать ему работу над очень выгодным проектом роскошной гостиницы. А Рышард сам лично добился от инвестора заказа на этот проект и имел все основания лично же его разрабатывать. Естественно, вымогательство Зенона его возмутило, и он выскочил из начальственного кабинета с пеной на устах и с громкими криками: «Шантаж, шантаж!» К Зенону у меня было лояльное отношение, никаких личных причин ему вредить не имелось, ну я и умолчала об этом инциденте.
Под конец меня ошарашили вопросом о Янеке. Вот уж у кого я не могла предположить никаких жизненных осложнений, но теперь, в связи с вопросами прокурора, стала кое-что сопоставлять, кое о чем догадываться. Назвав конкретные даты, капитан велел мне припомнить, что я делала в эти дни. Припомнить было нетрудно, ибо Даты приходились на конец прошлого года, а тогда я работала над очень срочным проектом, дни и ночи проводя в мастерской. Я тогда еще даже составила для себя нечто вроде графика работы, чтобы уложиться в сроки. График у меня сохранился. Такая уж у меня привычка — не выбрасываю свои бумаги, нужные и ненужные. Правда, раз в три года произвожу уборку, архив тоже разбираю, тогда и выбрасываю совершенно ненужное.