Подозреваются все (вариант перевода Фантом Пресс)

Хмелевская Иоанна

— Стойте, почему четырех? У нас получилось трое. Да, скажите сначала, во сколько точно погиб Тадеуш?

— Как официально заявил врач, между двенадцатью тридцатью и двенадцатью сорока пятью.

Хотя я и ожидала чего-то в этом роде, сердце все равно болезненно сжалось. Именно на эту четверть часа приходились те самые злополучные четыре минуты Збышека.

— Ну ладно, а кто этот четвертый человек? Выяснилось, что в своих расчетах мы допустили ошибку, и этим четвертым оказался Янек. Ошибка была единственной, во всем остальном наши расчеты тютелька в тютельку совпадали с результатами, полученными в ходе официального расследования.

Янек меня несказанно удивил, и я потребовала объяснений. Прокурор беспрекословно их предоставил.

— В его распоряжении было ровно пять минут. Такого времени достаточно, чтобы задушить человека вы согласны? — Поняв, что не убедил меня, прокурор извлек из кармана то, что я бы назвала выдержкой из их графика отсутствия. Разложив его на столе, я достала наш и сравнила оба документа.

— Ну ладно, а если допустить, что звонил один человек, убил же совсем другой… и эти два факта разделяет ровно четверть часа… что тогда?

— Тогда прикончить коллегу имели полную возможность аж девять сотрудников. С ума сойти! Вот я и хотел обсудить с вами все девять кандидатур.

Легко сказать! Обсуждать людей, с которыми провела несколько лет в одной мастерской, каждый день встречалась, не одну чашку кофе вместе выпила, не одну сигарету выкурила. Один из них убийца, и я должна помочь его вычислить!

Начали мы с Каспера. Поскольку я уже раньше рассматривала его кандидатуру со всех сторон, причем с помощью дьявольских подсказок, то теперь могла свои соображения изложить коротко и ясно. Прокурор в принципе со мной согласился.

— И в самом деле, рассуждая логично, следует принять, что он не сам убил, а подозревал пани Монику в совершении этого злодеяния. А не мог он устроить представление специально для того, чтобы отвести от себя подозрения?

— Мог, но тогда устроил бы его раньше. А раньше он вел себя как раз так, чтобы самые сильные подозрения навлечь на себя.

— И все-таки полностью нельзя снять с него подозрения. Поехали дальше. Пани Моника.

Черные, горящие яростью глаза Моники опять предстали передо мной. Да, у этой женщины есть и характер, и темперамент. И двое детей, ради которых она собиралась выйти замуж за солидного, состоятельного человека, в чем ей мог помешать Тадеуш… Да, но она женщина умная и сто раз бы подумала, прежде чем идти на это крайнее средство. Опять же из-за детей. Поискала бы другой выход.

— Тогда давайте и мы поищем этот другой выход, — предложил прокурор.

Я согласилась и принялась размышлять вслух. Какой же выход? Стиснув зубы, платить вымогателю за молчание? Чем? Порвать с молодым любовником (тоже стиснув зубы) и утверждать, что сделала это задолго до знакомства с солидным женихом? Кто его знает, этого целомудренного жениха, он мог ревновать и к прошлому.

— Я лично ревновал бы, — заметил прокурор.

— В самом деле? — удивилась я. — А у вас самого, что же, нет прошлого?

— Ну, это совсем другое дело…

— Вот, значит, как! Женщину обольщают, ей отводится роль только невольной жертвы, инициативу же имеет право проявлять только мужчина?

— Действительно, пани Моника очень походит на безвольную жертву…

— Да и вы…

— Давайте вернемся к нашим баранам, если не возражаете. Какой выход еще могла найти пани Моника?

— Какой еще выход? Не дожидаясь, пока Тадеуш наябедничает, самой рассказать обо всем будущему супругу? Вряд ли, слишком многое понадобилось бы объяснить, слишком большому испытанию подвергать добродетель кандидата в мужья. Гораздо проще задушить вымогателя — и делу конец!

— Ну вот, сами видите, сложная у нас работа, — раздраженно бросил прокурор. — Если бы все дела были такими, давно сменил бы профессию. Следующий!

Следующим был Рышард. Ну, этот способен на все! Горячий, несдержанный, неуправляемый, Рышард был способен передушить половину мастерской, если бы от этого зависел его выезд за границу. Но Рышард сделал бы это по-другому. Будучи уверен в правильности своего поступка, он не стал бы заметать следы, напротив, в бешенстве бегал бы по конторе и громовым криком извещал всех вокруг о своем героическом поступке. Да и сам поступок совершил бы с шумом и грохотом, не позаботясь заранее об удобном месте и моменте. И разговор, который он вел бы со своей жертвой, слышала бы не только вся мастерская, но и прохожие на улице. Да и покойник выглядел бы по-другому…

И я живо представила, как разъяренный Рышард с воплем и грохотом душит Тадеуша, потом глядит на дело рук своих, приходит в ужас и с еще более громким воплем выскакивает из зала, где валяется труп жертвы в ужасном состоянии. К счастью, от этой картины мне помог оторваться деловой вопрос прокурора:

— Так, говорите, он спал?

— Мертвым сном! Я понимаю, человек систематически не высыпается, потому что работает день и ночь, но мне никогда не приходилось слышать о том, что люди спят мертвым сном на нервной почве.

— Мне тоже.

— Погодите, что-то в связи с этим вспоминается…

Вспомнив спящего Рышарда, я вспомнила и его товарищей по комнате, ожидающих прибытия милиции. И как наяву увидела лицо Моники, когда она обернулась ко мне. Да, точно, наряду с другими чувствами на нем выражалась благодарность мне! Да, да, я совершенно отчетливо вспомнила! Как и многие другие, Моника подозревала меня в совершении преступного акта и была мне за это благодарна!

— За то, что вы избавили ее от шантажиста? Очень ценное наблюдение, это может снять с нее подозрения.

— И я так считаю, пан прокурор! — Это ужасно! Что я вам говорил?

Перешли к Кайтеку. Тут я одно знала наверняка — Тадеуш гораздо нужнее был ему живой, чем мертвый. Никакие долги не заставили бы его убить человека, который обеспечил ему крупный заем и постоянно участвовал вместе с ним в различных махинациях. Не исключено, конечно, что могло быть еще что-то, о чем я не знала. Выяснилось, прокурор тоже не знал.

С Анкой я покончила в три счета, решительно заявив прокурору:

— А вот ее оставьте в покое. Мы знаем, где она находилась в тот момент, когда ее нигде не было, и трое свидетелей могут это подтвердить. И придется поверить мне на слово, потому как вам эти свидетели ничего не скажут. Мне сказали, и этого достаточно. Поверьте, у нее не было никакой возможности совершить убийство, даже если бы для этого потребовались четыре секунды, а не четыре минуты.