Подпорченное яблоко
Шрифт:
– Откуда я знаю, почему он поступает так или иначе?
– Гиббонс был лучшим оперативником в ФБР, лучшим.Он был хорошим человеком. Даже гангстеры знали, что он хороший человек. И поэтому ненавидели его. Этот ублюдок Беллз недостоин ботинки чистить Гиббонсу. Гиббонс был лучше всех. Самым, самым лучшим. И ради чего он умер? Просто так. Ни за что.
– Успокойся, – сказала Джина.
Тоцци уже кричал, ему было все равно. В его глазах блестели слезы. Он наконец осознал: Гиббонс мертв!
– Это
– Эй, – тихо сказала она, повернувшись к нему лицом, – успокойся, пожалуйста. Подыши глубоко. Расслабься. Ты доведешь себя до болезни. – Она положила руку ему на плечо.
Внезапно все перевернулось с ног на голову. От ее прикосновения по его коже пробежала дрожь. Сочувствие, звучащее в ее голосе, почти заглушило все подозрения.
– Подыши, – произнесла она, – медленно.
Он кивнул:
– Ладно, ладно, со мной все в порядке. Все отлично.
– Хорошо. Минуту назад ты вел себя как настоящий слабак. Не может быть, чтобы ты на самом деле был копом.
Прикосновение ее руки превратилось в прикосновение гадюки.
– Просто подыши, вдох – выдох, медленно и спокойно. – Она потрепала его по плечу. – Не волнуйся. Все будет хорошо.
Он впился зубами в костяшки пальцев свободной руки, чтобы не закричать. Сука!
Глава 15
3.23 дня
– Ш-ш-ш-ш! – Лоррейн подалась к динамику.
– Что? – Стенли прислушался, его рука с зажатым в ней пистолетом свесилась между коленей. – Вы что-то услышали?
– Это они? – Живчик напрягся, стараясь разобрать что-нибудь со своего места за рулем.
– Тише, – резко сказала Лоррейн. – Дайте послушать.
Звук, доносящийся из динамика, изменился, стал выше. Лоррейн показалось, что она различает с трудом пробивающиеся слабые голоса. Она взглянула на Гиббонса. Он наклонился вперед, опершись о колени, и уставился на динамик со своим мрачным видом старого рака-отшельника. Даже смотреть на него было неприятно.
Живчик вел машину по бульвару Кеннеди, основной магистрали Джерси-Сити. Мимо проносились огромные старые дома в викторианском стиле и ряды деревянных домов, расположенных выше по обеим сторонам улицы. Теперь они направлялись к Хайтсу. Выехав из туннеля, они пронеслись по улицам аристократического района Хобокена, побывали в Байонне, где жили Дефреско, и теперь кружили по улицам, надеясь поймать сигналы передатчика. Иногда Беллз околачивался в Байонне – здесь жил его брат. Вот Стенли и подумал, что он может тут оказаться, но пока что они ничего, кроме помех, не слышали. Тоном выше, тоном ниже, завывания и смутные шорохи – не более того.
Живчик проскочил на желтый свет.
– Я не знал, что Беллз обитает в Хайтсе. У него здесь квартира?
Стенли оставил его вопрос без ответа.
– Сверни направо.
– Где? – спросил Живчик.
– Все равно. Здесь. Сверни здесь.
Живчик сделал так, как ему велели, – свернул в переулок, ведущий направо, и затем заложил крутой вираж, заставивший всех за что-нибудь ухватиться.
– Так куда мы едем, Стенли?
– Знаешь Огден-авеню?
– Нет.
– А Пелисейдс-авеню?
– Да.
– Огден в одном квартале оттуда. С этого места открывается отличный вид на Нью-Йорк. Вид на утесы. Хобокен прямо внизу.
– Стенли, мы ведь уже искали в Хобокене.
– Заткнись и езжай, куда я говорю.
Лоррейн ничего не понимала. Почему Стенли хочет ехать туда, где красивый вид? Она посмотрела на Гиббонса, но на лице старого краба застыло осуждающее выражение. Кремень, а не человек. Ну и пошел он к черту.
Когда фургон въехал в Хайте, фон в динамике снова изменился. Теперь звуки напоминали беседу двух разных фонов. Она изо всех сил прислушивалась, пытаясь разобрать слова, но ничего не получалось.
Внезапно все заглушили помехи. Лоррейн с отчаянием подумала, что они снова потеряли Майкла, и на сей раз навсегда. Но, когда Живчик свернул на более широкую улицу, шум, напоминающий беседу, возобновился и стал более чистым.
– Я что-то слышу, – завопил Живчик. – Слышу!
– Заткнись! – рявкнул Стенли. – Поезжай к Огден-авеню.
Из океана шума на поверхность вынырнули два слаборазличимых голоса.
– Ты его не знала. Для того чтобы его понять, нужно было хорошо его знать. Мне будет очень не хватать его.
– Дыши глубже. Тебе нужно больше кислорода, говорю тебе.
– Отстань со своим дыханием. Мне нужен мой напарник. Неужели непонятно? Он единственный человек, с которым я мог работать. Не знаю, что мне теперь делать.
– Пожалуйста, послушай меня. Дыши глубже. У тебя сейчас будет истерика.
В голосе Стенли прозвучало изумление.
– Он что, плачет?
Лоррейн не спускала глаз с динамика. В горле у нее стоял ком. Майкл плакал, потому что умер Гиббонс. Почему же у нее не было слез?
– Ты думаешь, ты такая крутая. Ты не понимаешь, что значит потерять такого близкого человека.
– К твоему сведению, я знаю, что значит потерять близкого человека. Ты ведешь себя так, будто ты единственный, с кем это произошло. Это так типично для мужчин. Они всегда думают, что все, что случается с ними, случается впервые.
– Ты сама-то веришь в эту чушь? В эти свои дурацкие обобщения? «Мужчины всегда то, мужчины всегда се». Говоришь, как Жак Кусто о своих долбаных рыбах.