Подручный смерти
Шрифт:
Ей исполнился сорок один год.
Она остановилась в паре метров от нас и посмотрела вверх на колокольню. Ветер трепал ее длинную юбку. Она была похожа на робота, поднявшего механическую голову к звездам.
– В некотором роде она уже мертва, – безучастно заметил Смерть, глядя, как женщина входит в башню и поднимается по витой лестнице. – Она обтянута мертвой кожей. Мозговые клетки гибнут миллионами. Волосы – мертвые волокна. Органы слабеют с каждой минутой, структура клеток распадается. – Он сделал паузу и пососал конфету. – На ногах у нее – мертвая кожа мертвого животного,
Я воспринял его вопрос как риторический.
– Нам за ней?
Он покачал головой.
– Раньше времени она не упадет.
Мне снова вспомнилось ее досье. Схема жизни этой женщины во многом перекликалась с моей. Провела счастливое детство и оказалась не готова к тому, что взрослая жизнь совершенно другая; после катастрофического события, связанного с любовником (деталей не помню), настолько глубоко ушла в себя, что теперь ей не под силу сблизиться с кем-либо вообще. Она существовала, но не жила.
– Пора, – вздохнул Смерть. – Это займет всего несколько минут. А потом пообедаем.
Он подошел к колокольне, купил входные билеты у мужчины с лицом летучей мыши и открыл дверь на лестницу.
– Девяносто девять ступенек вверх. Справишься?
Я глубоко вздохнул и кивнул.
По пути он у каждого окна делал остановку и рассказывал о всяких пустяках. Скорее всего, давал мне возможность передохнуть, за что я был ему благодарен. У первого окна:
– Помню, как здесь еще стояла церковь. – У второго: – Около века назад тут все снесли, кроме этой башни. – У третьего: – Колокол звонит каждые четверть часа. – У четвертого: – Я здесь почти тысячу лет. – У пятого: – Сверху отличный вид. – У шестого: – Здесь семьдесят два фута высоты – ты как, еще жив?
Мы намотали семь витков в пространстве, проходя чередующиеся полосы света и тени, пока Смерть не объявил вполголоса, что мы на вершине. Пройдя под сводчатой аркой, мы вышли к прямоугольному зубчатому парапету, центр которого венчал старинный железный флюгер в виде петуха. Женщина стояла у дальней стены парапета и смотрела вниз на дорогу, перегнувшись через низкий бордюр. Кроме нас, на крыше никого не было.
В Жизненном Досье были приведены девять основных причин, по которым она хотела себя убить:
В ее жизни не было цели.
В четырнадцать лет она мечтала стать великой поэтессой или философом – не получилось. Тогда она захотела добиться успеха в бизнесе – не получилось. Тогда она стала думать о ребенке. Не был реализован ни один пункт из этих трех.
Родители нарекли ее, как она считала, дурацким именем, которое постоянно служило объектом насмешек ее врагов.
Она считала, что ей не везет в любви.
Ее всегда притягивала мысль о короткой, однако насыщенной жизни с драматическим финалом. Все ее кумиры жили и умирали именно так. Нельзя сказать, что ей нравилась насыщенная жизнь как таковая, но трагическая смерть все же манила.
Ее в этот день никто не пригласил на ланч.
Однажды она прочла книжку, героиня которой, почти полная ее копия, решила выброситься из высокого здания и решить таким способом все свои проблемы. Она носила ту же фамилию и была в том же возрасте.
На этот день у нее была назначена важная встреча, к которой она не подготовилась. Она давно подозревала, что большинство коллег ни во что ее не ставят и все у нее за спиной смеются над ней.
Все ее близкие родственники умерли.
Лично я не считал ни один из этих пунктов достаточным основанием для самоубийства, а не будь я связан контрактом, то наверняка сумел бы предложить ей другие варианты решения проблем.
Меня охватило отчаяние. Как могла она столь беспечно отказаться от того, о чем любой зомби так страстно мечтает и чему завидует, – от жизни? Когда я был мертвым, этот вопрос даже в голову не приходил, но для зомби, для вновь примкнувшего к рядам немертвых, он приобрел особое значение. И при всем сочувствии к ее аргументам я не мог одобрить ее решения.
Но, опять-таки, меня это не касалось.
Поле моего зрения заполнил мрачный лик Смерти. Он сунул в рот очередную конфету, ухватил меня за плечи и зашептал.
– Слушай внимательно. Время – это кольцо. Мы должны его разорвать, но разрыв должен произойти четко в заданный миг. Малейшая неточность чревата ужасными последствиями на сотни, тысячи и миллионы лет вперед. – Он нахмурился. – По крайней мере, так говорит Шеф. Хотя лично я доказательств не видел.
Он тряхнул головой, чтобы избавиться от этой мысли, затем вручил мне клочок бумаги с запахом сирени и черную ручку, которой я подписывал контракт.
– Как бы там ни было, я буду делать дело, ты – писать записку.
– Какую записку?
– Предсмертную. – Он положил мне на плечо руку. – И не спускай глаз с лестницы – у кассы я видел пару, которая явно собиралась сюда подняться.
– И что я должен написать?
– Ты читал досье. Ты и решай.
Он осторожно приблизился к женщине, стараясь не выдать своего присутствия. Мог бы и не стараться: она целеустремленно готовилась к прыжку и видела только одно – как она падает. Женщина робко ступила на нижнюю часть парапета, затем в одну из амбразур, где и остановилась, пригнувшись. Юбка ее развевалась на ветру, точно флаг, когда она покачивалась на краю, то наклоняясь вперед, то отступая назад, в безопасность. Наконец она выпрямилась, отвела руки от стены и распростерла их в стороны.
Я посмотрел через барьер.
Я снова сползал.
Пальцы соскользнули с оконной рамы, и я начал сползать. Я потянулся к рукоятке, но мои пальцы лишь беспомощно ударились о мокрую краску. Тысячу мгновений этой первой секунды я верил, что смогу удержаться, но тело мое, с каждым мигом ускоряясь, сползало с крыши по серой черепице, по крутому гладкому скату, все быстрее и быстрее. В лицо хлещет ветер с дождем. Я цепляюсь руками и ногами за мокрую черепицу, пытаясь удержаться, затормозить.