Подруга бога
Шрифт:
Парень сам не знал, зачем отыскал в записях Елены Владленовны адрес Вероники, сел в машину и примчался к ее дому. Он ни разу здесь не был, они с Вероникой никогда не говорили о семье и жизни вне лицея. У него ничего подобного просто не было, почему молчала девушка – тайна. Раньше Влада это не волновало, а сейчас уже не узнаешь.
Находиться здесь было бессмысленно и больно. Влад стоял рядом с машиной и отстраненно изучал двор – давно не крашенные лавочки возле подъездов, пустые, видимо по причине плохой погоды с пронизывающим ветром и начинающим накрапывать ледяным дождем. Детская площадка с горками,
Молодой человек чувствовал себя виноватым в том, что случилось с девушкой, и ничего не мог изменить. По сути, Вероника стала частью Алины, а домой вернулась пустая оболочка – умирающее, слабое тело. Но, несмотря на все это, Влад все же стоял здесь, возле подъезда с выкрашенной темно-синей краской железной дверью, и подозрительно изучал домофон, словно эта техника была ему совершенно незнакома.
Парень не хотел заходить. И, наверное, развернулся бы и уехал, если бы его не перехватила у подъезда немолодая, совершенно обычная женщина с понурым лицом и короткими волосами неопределенного цвета. Влад никогда не обратил бы на нее внимания, если бы она не подошла к нему сама.
– Ты ведь Влад? – взволнованно поинтересовалась она и схватила молодого человека за рукав пальто. Не сильно и не настойчиво. Этот жест не раздражал. – Вероника много говорила о тебе. Столько фотографий показывала. Я будто знаю тебя уже давно.
«А я вас нет», – чуть было не ляпнул парень, но заметил зеленые глаза женщины и все понял. Он ее и правда не мог знать. С Вероникой они не разговаривали о семье. Никогда.
– Я даже не представилась, – смутилась женщина, видимо прочитав что-то на лице Влада. – Софья Леонидовна – мама Вероники. Что ты стоишь на улице? Пойдем. Она хоть и пишет, что не хочет никого видеть, тебе, думаю, обрадуется.
– Пишет? – насторожился Влад, пропустив всю остальную часть реплики женщины мимо ушей.
– Ты не знаешь? – В глазах Софьи Леонидовны мелькнула боль. – Вероника собиралась на выходные домой, игнорируя запрет, существующий в лицее. Она так часто делала, даже не знаю, как у нее это получалось… но, ты же знаешь, Вероника была хитрой и целеустремленной девочкой, всегда добивалась чего хотела. – Женщина тяжело вздохнула и продолжила: – Я должна была ей запретить приезжать одной, но ее брат, мой старший сын, недавно женился и переехал в Москву. Отец постоянно в командировках, а я не вожу машину, поэтому Веронике чаще всего приходилось добираться одной. До остановки достаточно далеко, сколько раз я ей говорила, чтобы попросила кого-нибудь подвезти, но она не слушалась…
«Конечно, – подумал Влад, – если бы я знал, что Веронике позволено ездить домой, сразу бы заподозрил неладное. Вот она и молчала».
– В этот раз на нее напали.
«Здесь начинается сказка, придуманная Вероникой для родителей», – отметил про себя Влад и приготовился слушать внимательнее.
– Затолкали в машину. На счастье, мимо проезжал ваш директор и успел спасти мою девочку. Но, видимо, стресс оказался слишком сильным. Вероника очень изменилась, практически до неузнаваемости, и замолчала. Врачи говорят, что помогут только время и привычная домашняя
– Что с ее глазами? – вежливо поинтересовался Влад, прекрасно зная ответ.
– Они сменили цвет… знаю, что такого не может быть, но у моей девочки никогда не было голубых глаз…
Влад молчал, не зная, что сказать. Мама Вероники, заметив его состояние, глубоко вздохнула и, смахнув блеснувшую на щеке слезу, заметила:
– Глаза – это мелочи, ее духовное состояние меня волнует значительно больше. Может быть, ей со временем станет лучше.
«Не станет», – грустно подытожил Влад, и на душе стало совсем паршиво. Он видел скорбное лицо и тоску во взгляде и испытывал щемящую жалость, но не мог заставить себя зайти внутрь, слишком пугало то, что он должен был увидеть.
– Я не собирался заходить, – прокашлялся парень и закусил губу, заметив, что лицо женщины осунулось еще больше.
– Я понимаю, – ответила она. – Мало кто хочет общаться с больной. Она совсем не та, что была раньше. Это тяжело.
– Дело не в этом, – покачал головой Влад и сунул руки в карманы. Он не привык и не умел разговаривать с обычными взрослыми людьми. Его окружали лишь хладнокровные наги, древние боги и небольшое количество неуравновешенных подростков.
– В чем же? – недоверчиво уточнила женщина и нахмурилась. – Она только и говорила что о тебе, пока не случилось несчастье! Фотографии твои всем показывала, а ты боишься ее просто навестить!
– Не боюсь. Просто мы сильно поругались, до того как… – Влад замялся, подбирая слова. – Думаю, я последний, кого она хотела бы видеть.
– Ты не прав. – Черты лица Софьи Леонидовны смягчились. – Даже если она и злилась раньше, сейчас это не имеет значения.
Наверх по бетонной лестнице Влад поднимался с опаской, он не ожидал от себя такого волнения. Прихожая в квартире Вероники оказалась узкой и длинной. Шкаф, тумбочка под обувь, и все – разойтись вдвоем в коридоре невозможно. Молодой человек испуганно прижался к стенке, неловко разулся и под внимательным взглядом Софьи Леонидовны проскользнул в комнату Вероники.
Он не так представлял себе то место, в котором выросла девушка. Эта комната была рассчитана на двоих, а ведь Вероника даже не говорила о том, что у нее есть брат, видимо, стеснялась семьи. В лицее девушку считали обеспеченной и гламурной, но, похоже, она просто умела очень хорошо пускать пыль в глаза. Двухъярусная старая кровать у стены, напротив массивный компьютерный стол, за которым можно комфортно разместиться вдвоем. Над ним книжные полки. У окна потертое кресло с развалившимся на нем огромным плюшевым медведем.
Вероника сидела спиной к двери за компьютерным столом, поджав под себя ногу, и что-то увлеченно рисовала. Когда вошел Влад, девушка даже не сразу среагировала. Он замер, не решаясь окликнуть или как-то иначе привлечь к себе внимание, лишь внимательно рассматривал худую спину, темные, волнистые, собранные в высокий хвост волосы и такой знакомый и одновременно чужой профиль.
– Вероник…
Услышав знакомый голос, девушка испуганно вздрогнула, выронила карандаш и развернулась. В голубых, принадлежащих Алине глазах промелькнула целая гамма чувств: страх, злость, отчаяние и, наконец, радость.