Шрифт:
Подруги
Я беспокоилась о том, что соседки узнают о моих свиданиях.
– Пойду за хлебом, – громко говорила я, делая обход по комнате в общежитии.
Карина играла на компьютере в какую-то мрачную стрелялку, где пугающая Алиса бродила по ещё более пугающей Стране
– За хлебом, – терпеливо повторила я.
– Ясно, – кивнула Карина. – И?
Ей не терпелось вернуться к игре.
Лика с соседней кровати оторвалась от книги:
– Ты чего? – она тоже не поняла моего внезапного стремления отчитаться о планах на вечер.
– Да ничего, – я смутилась. Сердце колотилось. Казалось, меня вот-вот раскусят. – Я за хлебом, – в третий раз повторила с обречённостью приговорённого к смерти.
– Ну иди, – благосклонно разрешили соседки и явно мгновенно выкинули этот диалог из головы.
Я в нерешительности топталась на пороге. Интересно, они точно поверили, что я иду за хлебом? Вот дура, не могла я более достоверную отмазку придумать! Какой хлеб в десять вечера? К чему такая срочность?
Ещё раз посмотрела на соседок – вопреки моим опасениям никто не пронзал меня укоризненными взглядами и не стремился поймать с поличным. Я облегчённо вздохнула и убежала на свидание.
Когда я вернулась в комнату в два часа ночи без хлеба, меня никто ни о чём не спросил.
***
В первые дни учёбы в университете студенты делились страшилками. Кто-то рассказывал про клопов, кто-то про тараканов и злобных преподов. Мне досталась страшилка про гея, который открылся своим соседям в общежитии – и те написали на него заявление коменданту, чтобы несчастного парня отселили в другую комнату. С ним никто не хотел жить.
Я не помню, кто мне рассказал эту историю. Вообще не представляю, откуда я её могла услышать. Не удивлюсь, если выяснится, будто я сама её сочинила – настолько мой разум был одурманен паникой.
Я тогда полюбила – так же сильно, насколько боялась своей любви. Я была уверена: если мои соседки по комнате узнают, они меня выселят. Не захотят жить с лесбиянкой. Испугаются.
Я сама была напугана – и не представляла, что может быть по-другому.
Я просыпалась и засыпала со вкусом страха на губах.
Хуже всего было то, что мне не с кем было поговорить. Я так сильно любила, что любовь струилась по моим венам вместе с кровью, стучала в голове, помогала моим лёгкими дышать, а мышцам лица – улыбаться. Любовь просачивалась наружу сквозь меня, и мне едва удавалось её сдерживать. Мне казалось, что я была ходячим вулканом. Вот-вот всё взорвётся и полетит ко всем чертям. Любовь польётся из меня обличающей магмой, затопит города, и уже ничего не будет так, как прежде.
И я не взрывалась. Сдерживалась. Тогда, когда мне хотелось кричать о своей любви, я молчала. Когда мне хотелось петь о своей любви, я терпела.
Любовь крутилась на языке, была в каждом моём жесте. И как же я боялась, что кто-то её услышит, кто-то её заметит.
С моими соседками я быстро сдружилась, и мы стали хорошими подругами. Не лучшими – мои лучшие подруги остались в родном городе. Я с ними всё ещё часто созванивалась – и всё же молчала.
Конец ознакомительного фрагмента.