Подружка Мелинои
Шрифт:
– Так вот. Айк выдал решение не только на тему устранения последствий, но и главное – прекращения самого Эксперимента. По его мнению, покуда люди живы, невозможно остановить происходящее. Они – дестабилизирующие центры, и их надо… В общем, они не должны там жить.
– И никакой альтернативы?
– И про альтернативу в анализе есть. В случае если там, черт его знает где, ребята живы, а мы продолжим, как и раньше, устранять последствия, то вся планета рано или поздно разлетится на куски.
Шеф смял банку и бросил ее в ведро, но промахнулся, и жестянка
– Да, именно так: Земли не станет. Ну и не только ее: Айк уверяет, что произойдет страшная беда со Вселенной, вот только для нас это уже не будет иметь ровно никакого значения. И я, повторюсь, склонен ему верить. Там такая математическая каша подгорела, что даже Гарриса пришлось отпаивать валерьянкой.
– Дональда Гарриса? Разработчика Постмодели?
– Именно. Последствия уже вышли за все мыслимые пределы вероятностных изменений модели, – Горыныч сердито взглянул на лежащую в углу банку так, будто она во всем была виновата, и продолжил: – В общем, это была третья часть, в общих чертах, разумеется. А теперь главное. Четвертое пророчество нашего фотонного умника касается почему-то только тебя. Он это дважды подчеркнул. Но не льсти себе: оно очень неприятное.
– Когда это мне доставалось что-то приятное? – буркнул Виктор.
– Да, тебе в этом плане неимоверно везет… Так вот, ты отправишься в воронку.
– Без Гостя? Не выйдет, скорее всего, – возразил Виктор. – Да и не факт, что попаду, куда надо. Никто толком не знает, куда отправляются смешанные – как бы это сказать? – экипажи.
– Были одиночные уходы. Информация засекречена, и все такое, но факт есть факт. Айк нашел закономерности, медлаб составил карты по отчетам индивидуальных ботов и прочее в том же духе. По выводам квазира наши технари сварганили хитрую штуку, которая на время превращает человека частично в Гостя. Испытатели говорят, что терпимо переносится. Что-то с раздвоением сознания, но безопасное. Да и ненадолго все – час, плюс-минус секунды, зависящие от индивидуальных особенностей человека. Поэтому ты пойдешь один. Проверишь, исправишь, ликвидируешь помехи и, в конечном итоге, остановишь Эксперимент. Если, конечно, процессы не ускорятся, вероятность чего тоже существует.
От всего сказанного Виктору стало тошно. Ликвидировать помехи, значит? То есть, убить всех тех, кто попал в заварушку? М-да, умел шеф найти нужные слова. В горле у Виктора пересохло.
– Дайте, наверное, и мне пива, Николай Львович!
Горыныч кивнул, достал из холодильника банку и кинул Виктору. Тот поймал, дернул кольцо и сделал несколько глотков. Все – чуть не в одно движение. Пиво ледяным комом скатилось в горло, но это было сейчас то, что надо для просветления головы.
– Я понимаю, что тебе сейчас неприятно. Но кто-то же должен выполнять и такую работу. Так уж сложилось, что все в твоих руках сейчас. Единственное, что я хочу только уяснить окончательно: мы оба понимаем, какую работу ты должен выполнить?
– Думаю, да. Тщательно ликвидировать последствия, чтоб наверняка. Но остаюсь я. А насколько я понял, покуда
– Ты пойдешь со специально запрограммированными медботами. Ровно через год она сработает, и… В общем, медики гарантировали, что больно тебе не будет.
– Понятно… – кивнул Виктор, быстро допил пиво, сжал банку в руке и так же, как Горыныч, отправил блин точным броском в мусорную корзину. – Билет в один конец, значит.
Горыныч кивнул и, понизив голос, как-то виновато сказал:
– Знаешь, я бы сам отправился, но Айк не меня выбрал. Но я уверен, что навыков, реакции, решительности для такого дела у тебя куда больше.
Виктор хмыкнул:
– Про решительность – из-за «Вектора»?
– Что ж если и так? Ты спас тысячи жизней тогда, когда…
– … застрелил несчастную девушку, которая хотела просто вернуться домой, – прервал шефа Виктор.
Горыныч побагровел и грохнул кулаком по столу так, что на темной поверхности ярко вспыхнуло какое-то изображение. Виктор на миг решил, что такой удар наверняка разрушил матрицу экрана.
– А если бы ей удалось взорвать судно? Ты ведь не колебался ни секунды, и я уверен, что не за себя боялся. Ты…
Виктор поднял обе руки, словно сдаваясь:
– Лучше дайте еще пива, Николай Львович! – прервал он отповедь шефа.
– На! – буркнул Горыныч, передавая ему банку.
– Будете смеяться, но колебался. Доли секунды колебался. Я видел иной выход, но риск был слишком велик. Теперь вот…
Виктор отхлебнул напиток и закашлялся. Шеф уже остыл и перестал сопеть.
– Будь уверен, что ты выбрал правильный вариант. Я не успокаиваю, а констатирую факт. И благодарен тебе за спасенные жизни.
– Ладно, я понял. Просто стрелять-то пришлось в безоружного человека. И с первого раза…
Виктор вдруг вспомнил широко раскрытые глаза молоденькой девушки, чем-то похожей на Кэй. Ее звали Юлия. Да, она уже готова была нажать кнопку остановки двигателя, но все, чего девушке хотелось, – вернуться домой. Она смотрела в глаза Виктору прямо и спокойно. Жизнь-смерть. Равновесие. И другие люди – Хранители. Они окружили ее, обнажив ножи, готовые ринуться в бой. Каким же тяжелым показался Виктору тогда пистолет. Выстрелить, чтобы закрыть голубые, как небо Земли, глаза. Взгляд Юлии проникал в самую душу! Виктор стоял перед девушкой с поднятым пистолетом, и Юлия словно прочла его мысли: во взгляде исчезала надежда, уступая место отчаянию. Девушка поняла, что любые слова Виктора будут ложью. Ее рука, украшенная браслетом, дрогнула. Потом он не мог вспомнить, как выстрелил. Запечатлелись в памяти только грохот, вспышка, и девушка, сползающая по окровавленной стене. Стекленеющие глаза… Выжгло тогда этим выстрелом душу инспектора почти начисто. Гад все же ты, Горелик Николай Львович – Горыныч, знаешь все, предполагаешь. И псикарту небось составил загодя, и про чувство вины там есть, и не только одного меня Айк назначил, это как пить дать.
Конец ознакомительного фрагмента.