Подружка невесты
Шрифт:
Старика нигде не было видно. С тех пор как погода переменилась, Филипп не встречал его. На улице так и валялись обрывки газет, картонные коробки, прямоугольные пакеты из-под сока, из которых все еще торчали соломинки. Свет фонарей покрывал мокрую липкую мостовую, ограду, блестящие горбы машин зеленоватой глазурью. По разбитому бетону с Самария-стрит брела, преследуя какую-то неведомую цель, собака, возможно, та самая, что оставила кучу на ступеньках. Она исчезла в подвале соседнего дома. Изредка с платанов на землю падали капли.
Филиппа вдруг посетило странное чувство. Как будто внутренний голос спросил: что ты делаешь, стремясь найти
Он взбежал по ступенькам. Входная дверь была открыта. Ну да, она заперта не на замок, а на щеколду. Просто в голове не укладывается! Изнутри доносились звуки музыки, какой-то вальс. Немного похоже на то, что он иногда слышал поздно ночью, лежа в постели с Сентой. «Голубой Дунай». Пока он стоял на пороге, музыка оборвалась и послышались смех и аплодисменты. Он открыл дверь и вошел. Музыка в комнате слева (это оттуда сквозь ставни пробивался свет) снова заиграла, теперь танго, «Ревность». Раньше Филипп не замечал, что здесь есть двери, открывающиеся в холл, ему и в голову не приходило, что за ними наверняка комнаты. Он ведь никогда не думал ни о чем, кроме того, что идет к Сенте. Этот коридор, конечно, прямо над ее комнатой.
Он, должно быть, что-то произнес, хотя сам этого не почувствовал. Может, громко вдохнул, или под ногами скрипнула половица, но дверь внезапно распахнулась, и раздался крик мужчины:
— Какого черта тебе здесь надо?
Филипп потерял дар речи и окаменел, пораженный как видом двух людей, стоящих в комнате, так и оскорбительным грубым тоном мужчины. Пара была в вечерних туалетах. В первую секунду мужчина и женщина показались Филиппу похожими на Фреда Астера и Джинджер Роджерс в каком-то фильме тридцатых годов, который иногда показывают по телевизору, но потом он увидел, что сходства нет никакого. Женщине за пятьдесят, у нее длинные седые волосы и неприятное морщинистое, хотя и живое лицо; округлую фигуру облегает поношенное красное шелковое платье. Бледнолицый мужчина с соломенными волосами выглядит в целом довольно элегантно, несмотря на то что небрит и непричесан. И он всего на четыре-пять лет старше Филиппа.
— Извините, я искал Сенту — Сенту Пелхэм, она живет внизу, — к Филиппу вернулся голос. — Дверь была открыта.
— Господи, она, наверное, опять ее не закрыла, — сказала женщина, — вечно она забывает, это такое ужасное легкомыслие!
Мужчина подошел к магнитофону и приглушил звук.
— Она ушла на вечеринку. А вы, собственно говоря, кто?
— Филипп Уордман, ее приятель.
Женщина усмехнулась:
— А, тот самый, который оставил сообщение на нашем автоответчике.
Значит, это Майк Джейкопо. Филипп спросил, слегка запинаясь:
— А вы… вы ведь… вы здесь живете?
Женщина представилась:
— Я Рита Пелхэм, это мой дом. Мы какое-то время были в отъезде, на севере, на конкурсе.
Он совершенно не понял, о чем речь, но понял, что это мать Сенты, по крайней мере, женщина, которую Сента называет матерью, а Джейкопо — тот молодой любовник, о котором рассказывала Фи. Филипп почувствовал замешательство. Как бы то ни было, единственное, что имело значение, — это то, что Сенты нет дома, она ушла на вечеринку.
Джейкопо снова сделал погромче. Танго заиграло. Они двигались обнявшись, плотно сжав ладони и подняв головы. Рита качнулась назад, в петле рук Джейкопо, ее волосы дотронулись до пола. В танце они проплыли в дверь, и мужчина ударом ноги закрыл ее. Про Филиппа забыли. Он вышел и закрыл входную дверь на щеколду.
Тарзус-стрит была пуста. Растафарианец и двое стоявших с ним исчезли. Как и магнитола из машины, которую Филипп оставил незапертой, и плащ с заднего сиденья.
Только дома, уже в постели, ему пришло в голову, что можно было остаться и ждать в машине, пока Сента вернется, хоть всю ночь, если потребовалось бы. Но его слишком потрясла кража: украли магнитолу и плащ «Барберри», который он покупал в кредит и за который до конца еще не расплатился. А может, удалось бы уговорить Риту Пелхэм или Джейкопо впустить его, Филиппа, в комнату Сенты и ждать там? Нет, они не согласились бы, конечно нет.
То обстоятельство, что дом принадлежит Рите, которая там живет, меняло дело. Это означало, что Сента, как и он, живет с матерью. Филипп понимал, что не все так просто, но хотя бы похоже на правду. Узнанное помогало многое расставить по местам. Сента живет вместе с матерью, следовательно, не на ней вина за ветхость, грязь и вонь.
Филипп спал, ему снилась Сента. Во сне он был в ее комнате, даже не в комнате, а внутри зеркала, и смотрел оттуда на кровать со сваленными в кучу фиолетовыми подушками и одеялом, на плетеный стул с разбросанными вещами, на окно с закрытыми ставнями и на подпертую стулом дверь, ведущую в коридор и пещеры мусора. Он сидел в зеркале, как в цистерне с зеленоватой водой, в которой плавали крошечные, как точки, букашки, слегка колыхались зеленые ветки, и ползущая улитка оставляла серебристый след на другой стороне стекла. Сента показалась на пороге, открывая дверь, она сбила стул. Она подошла к зеркалу и заглянула в него, но не заметила Филиппа. Она не увидела его, даже когда их лица почти прижались друг к другу, разделенные лишь мокрым неровным полупрозрачным стеклом.
Погуляв утром с Харди по Гленаллан-Клоуз вокруг Кинтейл-вэй, на обратном пути, в Лохлевен-гарденс, Филипп встретил почтальона и забрал у него почту. Пришла очередная открытка от матери, которая сегодня уже возвращается, и письмо для нее от одной из сестер. В этот раз на открытке была изображена какая-то улица в Ньюквее и написано следующее:
«Я, возможно, приеду до того, как ты получишь эту открытку, так что не буду ничего рассказывать. Крестиком помечено окно нашего номера, но Черил говорит, я ошиблась, потому что мы живем на четвертом этаже.
Филипп поставил письмо от сестры Кристин на камин. Им нечасто приходили письма: знакомые и родственники звонили по телефону, если хотели пообщаться. А почему ему не написать Сенте? Адрес на конверте можно напечатать, чтобы она не догадалась, от кого письмо. Вчера утром он не думал об этом, но теперь все изменилось. Рита и Джейкопо живут на Тарзус-стрит и получают почту: он же видел два конверта, лежащие у телефона. Если Сенте придет письмо, кто-то из них наверняка передаст его ей, и она по крайней мере вскроет конверт. Но, увидев, что внутри, не выбросит ли она его?