Подрывник
Шрифт:
Услышав шум подъехавшего автомобиля, встречать их в одном халатике выскочила Лариса.
— Нет, вы что там, козлы, совсем сдурели?! — зашипела она. — Я уж волноваться стала, думала, что произошло с вами! Испсиховалась просто на ноль! Думала — уж не в ментовку ли бежать?
Игорь с удовольствием погладил девушку по спине. Вот такая, резкая, взволнованная она гораздо больше походила на прежнюю, злую, колючую, но полную жизни Лолку.
— Да что с нами может случиться, тем более со мной Николай — Терминатор и Шумахер в одном лице.
Николай к этому времени уже закрыл ворота и важно подтвердил.
— А как же, я любого из быков сделаю,
— Пошли греться, Сталлоне! Сопли вон до колен! — И дав ему, подзатыльник Кежа погнал новоявленного Рембо в дом.
Повествовать обо всем происшедшем за эти часы Игорь доверил своему "младшему брату", лишь иногда по требованию Ларисы не очень охотно дополняя красочную панораму прошедших битв мелкими деталями. Выслушав всю эту «былину», она встревожилась.
— Так что нам теперь, отсюда и носа не высунуть?
— А ты что, хотела мамочку навестить? — съязвил Кежа.
— Да нет, но всё равно… Как-то не в ништяк мне это всё! Не век же нам тут сидеть? Я вообще, на дискотеку уже хочу.
— Ага, сходи, ты и приоделась как раз по моде.
— А кто виноват? Только ты. Что, каких-нибудь штанов мне достать не мог?
— Нормально! Я из-за неё влип в кучу дерьма, на ножах с другом детства, а она ещё мне предьяву кидает! Во капкан-то!
Напившись чаю, раскрасневшийся Николай начал клевать носом еще за столом, так что Игорю пришлось закидывать его на свою любимую русскую печку. Кежа с Ларисою в первый раз за эти дни улеглись в одну кровать. Приставать к девушке Игорь не стал, чувствовал, что той еще не до этого. Несмотря на все пережитое им обоим не спалось.
— Ты как учишься-то, Лолка? Двоечница, поди? — спросил он, чтобы занять паузу.
— Почему сразу двоечница? — сердито отозвалась Лариса. — По математике у меня вообще одни четверки. Учитель говорит у меня математический талант, если б я еще домашние задания делала, то бы мне цены не было.
— А по остальным предметам что?
— Ну, там где что-то считать надо, это раз плюнуть. Физика там, химия. А вот где что-то рассказывать надо, это вообще лабуда. Байда полная. Все эти истории, литературы, географии. Особенно не люблю сочинения. Моя училка всё за голову хватается: "Лариса, как ты сдавать экзамены будешь!". А я ей говорю: "Не бойтесь Антонина Николаевна, спишу". Она мне раз задала сочинение по Пушкину, а я ей в ответ написала: "Пушкина читать надо, а не писать про него чёрте что".
— Ну и сколько она тебе за это поставила? — засмеялся Игорь.
— Вообще то она мне всегда кол ставит. Но в тот раз поставила двойку и сказала: "В этот раз ты, Сотникова, получаешь оценку в два раза большую, чем всегда. Это за то, что ты хоть что-то написала в тетради". И вообще меня все эти герои бесят. Этот, как его, у Тургенева, который приехал к папаше в отпуск и крякнул.
— Базаров что ли? — понял Кежа.
— Ну да. Чё ему надо было, я так и не поняла? Понтовал, понтовал, подстрелил этого старого хмыря и сам вскоре загнулся. А Печёрин этот? Вообще пидор ещё тот. Девку выкрал, а потом нос воротит, падла. Ни себе, ни людям. И вообще он девкам ничего хорошего не принес, ни чеченке этой, ни девице той, как ее, он еще от нее всех пацанов нормальных отшил…
— Княжна Мери её зовут.
Лариса с интересом обернулась к Игорю.
— Слушай, а ты что, отличником, что ли был?
— С чего ты взяла? Восемь классов только и кончил. Потом ПТУ.
— И
— Нет, просто мне несколько раз пришлось на арктических станциях зимовать, мотористом. И там всегда были хорошие библиотеки, но ни детективов, ни приключений, одна классика. Так поневоле, всё и перечитал. Да не по одному разу. Кое-что даже наизусть выучил, того же Пушкина, "Евгений Онегин". Так, на спор с нашим медиком. Они говорили, что слабо, а я говорил — что выучу за зимовку. Так я уже на корабле оттарабанил им эту поэму от первого слова до последнего. Все охренели, включая флотских! Так у нашего коновала литр «шила» и выцыганил.
— Литр чего? — не поняла она.
— «Шила». Спирт так на Севере называют. Да и в морфлоте тоже.
Лариса разочаровано вздохнула, затем без перехода спросила.
— И что нам теперь делать с Бизоном?
— Слушай, давай спать, а? Завтра нам жрать нечего будет, а ты тут пристаешь с глупыми вопросами. Бизонов надо забивать, желательно насмерть.
Он отвернулся от девушки, Лариса стукнула Кежу кулачком по хребту, но тот только утробно хрюкнул в ответ и вскоре захрапел.
ГЛАВА 22
Семён Шлыков всё больше и больше погружался в технологические особенности завода «Металлопласт». Вообще-то, «Металлопластом» он стал уже в семидесятые годы двадцатого времени, а до этого чуть ли не со дня основания числился под номером 309. Именно здесь во время войны был оснащён каждый третий снаряд, выпущенный в сторону немцев. Тут выпускали всё — бомбы, торпеды, патроны, но Шлыкова, конечно, больше всего интересовали те самые заряды для подствольных гранатомётов. Но, этот интерес ему приходилось тщательно скрывать. Если их тайно и производили на заводе, или воровали, то делали это мастера своего дела. Никаких видимых зацепок Шлыков не находил. Ещё летом ему довелось выслушать подробную лекцию о технологии производства боеприпасов от главного инженера завода, Вадима Михайловича Осташко. Это был ещё очень молодой, всего тридцать четыре года, невысокий, полнеющий мужчина с повадками скорее мастера, чем главного инженера. Он принципиально не носил галстука, а обшлаги мятого, не по размерам пиджака, были вытерты почти до дыр.
— Когда Горбачёв начал говорить о внедрении госприёмки, мы ту, на заводе, хохотали всем коллективом. На оборонных заводах она была введена давно, чуть ли не при царе батюшке. Любая наша продукция проходит пять степеней проверки. При изготовлении гильзы, заряда, сборки, покраски. И самый последний этап — как раз госприёмка. Приходит представитель заказчика, офицер с достаточно высокой квалификацией, выбирает наобум из партии любые десять ящиков, и разбирает все изделия на составляющие детали. Если хотя бы в одном из них окажется брак — то вся партия, вся, представляете! Вся она идёт в брак и у-ни-что-жа-ется.
Это слово он сказал особенно торжественно.
— Не перерабатывается, не доделывается, а именно уничтожается. А потом ещё продукция проходит через наш полигон. И не дай боже там что-то ещё не сработает. На Западе допускают один процент отказа при выстреле. У нас — ни одного.
Шлыков покачал головой.
— Строго тут у вас, однако.
— Да, но что делать? Нам поставляют детали изделий десятки заводов. Кое-что производим и мы сами. Но отдуваться за чужой брак придётся нам. Мы — в конце этой технологической цепочки.