Подрывник
Шрифт:
— То есть, Богачёв был в курсе всего этого? — уточнил Шмелёв.
Шлыков пожал плечами.
— Скорее всего — да. Данные про Серова утекли из отдела, говорил с ним сам Богачёв. Сама та докладная исчезла. Но, Богачёв, как вы знаете, молчит. Все его подельники, увы, мертвы. Но, мне кажется, что всю эту операцию по устранению Серова разрабатывал лично он.
— Откуда такое мнение?
— Быки Бизона никак не могли разработать такую хитроумную операцию. Они бы действовали проще. А тут всё по законам большой игры. Среди кличек звучавших в разговорах Бизона
Шмелёв кивнул головой.
— С этим всё понятно. А комендант и этот его дружок? Что они говорят про Богачёва?
— С Богачёвым напрямую они не работали. Они всё сваливают на Самойлова. Именно он накрыл их в прошлом году, когда они разгружали вагон с ворованным цветным металлоломом и стиральным порошком всё в той же лесопосадке. Он их быстро крутанул и заставил работать на себя. Это решило проблему вывоза с завода как толовых шашек, так и всего остального. Бетонную платформу там сделали уже по указаниям Самойлова.
— И что, никто не может показать теперь на Богачёва? — поинтересовался генерал Шмелёв.
— Судя по показаниям оставшихся в живых быков Бизона, в курсе всех дел сейчас может быть только один человек — Николай Соколов, кличка Гонщик. Он был у Бизона вроде адъютанта и личного водителя. Когда сам Бизон был не в состоянии сесть за руль, он вызывал Гонщика.
— Так найдите его, — приказал генерал. — Любой ценой, и желательно — живым.
В тот же вечер стоило Астафьеву появиться в отделе, как его тут же попросили зайти к Колодникову. У того шёл допрос, и Андрей кивком головы указал Юрию на продавленное кресло в углу, дескать — подожди. Вынужденным собеседником Колодникова сегодня был Владимир Каркин, машинист того самого, злощастного тепловоза.
— Так кто непосредственно душил Сафронова? — спросил Колодников.
— Кирилл.
— Ахтубин? Это Сафронов так раскорябал его руки?
— Да.
— А кто держал Сафронова когда Ахтубин его душил?
— Да никто не держал. У Кирюшки сила то дурная. Он же у нас из грузчиков, только последние два года у меня работает. Кто ж знал, что парень такой честный окажется. Мы то думали — ребёнок родился, значит, деньги нужны будут, согласиться по любому. А нам ведь неплохо платили за каждый вывоз.
— А вы знали, что вывозили?
— Ну конечно. Ящики то, они приметные, армейские, их не скроешь.
— И что вы сделали с Сафроновым?
— Мы его подпоили, давай толкать эту идею про вывоз, а он — ни в какую. Я сам, говорит, в Чечне был, не хочу, чтобы парни из-за вашей продукции гибли. Мы уже ему мозги парили, это, дескать, не в Чечню, это для братвы. Наоборот, хорошо, что в разборках больше бандитов погибнет. Ни в какую Игорёк не соглашался в этом участвовать. Вроде бы, и говорил, что не сдаст нас, но и таскать порожняк с продукцией тоже не соглашался. И, когда уже обратно шли, Кирилл не выдержал…
Каркин, споткнувшись о корень, упал. Сматерившись, он попробовал подняться, но неодолимая
Вскоре на тропе послышались лёгкие, неуверенные шаги.
— Володька, ты где?
— Я тут, Семён, помоги. Я что-то устал…
— Что-то! Устал! Выжрал шарлака больше всех нас, теперь кувыркаешься.
— Да уж нахрен! Больше всех! Ты считал?
— А то мы тебя не знаем?! Вставай.
С первой попытки они упали оба. Потом Семён всё же встал сам, и смог поставить на ноги своего машиниста.
— Сёма, дай пять, — попросил тот. — Ты настоящий друг.
— Бери шесть, и пошли быстрей. Меня Машка повесит!
— Нечего было на такой ревнивой дуре жениться.
— Ага, расскажи мне ещё что. Будто у тебя баба лучше. Кто в мае швабру обломал о твою спину?
— Ну и что? Всё равно она у меня золотая баба…
Они не шли, буквально ковыляли по тропинке, но вскоре догнали остальных членов бригады. А там разговор шёл на повышенных тонах. Лиц и фигур было не видно, одни голоса.
— Нет, паря, ты не финти. Ты прямо гутарь — сдашь нас ментам, или нет?
— А тебе не всё равно?
— Нет, не всё равно. Я в зону не хочу.
— Да ты не о зоне подумай, о душе! — Закричал Сафронов. — Ты хоть понимаешь, что там парни наши гибнут с этими патронами, или ещё там с чем, что вы там таскаете с завода?
— А ты знаешь, что мне своего парня кормить нечем? Ему всего пять лет. Мне его еще тащить и тащить. У меня мать больная и жена на инвалидности! Третий год не работает, на шее моей сидит!
— А ты не думал, что потом твой парень вырастет и подорвётся на той же мине, что ты сейчас вывез?!
— Да иди ты на х… со своей моралью.
— Сам иди!
— Ах, щенок! Ты кого тут посылаешь!?
Послышался звук оплеухи, потом другой, ответный. Каркин сквозь темноту смутно начал видел, как они сцепились.
— Ну-ка, перестаньте… — попробовал закричать он. В ту же секунду ему по ноге ударило что-то тяжёлое, судя по звону, пакет с продуктами. Машинист попробовал удержать равновесие, но всё-таки завалился в кусты, и опять не смог сам подняться.
— Сёма! — крикнул он сцепщика, и тут же услышал его голос.
— Ты чё делаешь, Киря!? Отпусти его. Отпусти его, кому говорю!? Ты же его задушишь, падла!
Дальше послышались тупые звуки ударов, но вскоре в кусты по другую сторону от Каркина с треском и шумом обрушилось тело сцепщика. Семён выбрался из зарослей быстро, и с матами рванулся в темноту, на звуки борьбы и треск кустов. Сумел подняться и Каркин. К этому времени шум затих, и когда машинист подошёл к своим коллегам, они, нагнувшись, рассматривали что-то при свете зажигалки. Рука у Семёна дрожала, и было отчего. Даже Каркин, только глянув на лицо своего стажёра, начал стремительно трезветь. А Мелентьев уже орал на Ахтубина: — Ты чего сделал, козёл? Ты зачем его задушил? Нас же посадят теперь! Всех посадят!