Подставное лицо (сборник)
Шрифт:
«Если то, о чем я думаю, подтвердится, это уже не будет иметь значения…» — подумал Денисов.
За мостом, скрытая деревьями, открылась довольно большая деревенька, взбирающаяся окраинными избами и садами на невысокие увалы. Бездонной глубины тишина простиралась окрест.
Денисов старался не думать, верна ли внезапно возникшая версия, которая привела его в эту деревню.
«Волнуюсь, точно это мое первое самостоятельное дело, — подумал он. — Впрочем, „раскрытие одного преступления не дает никаких преимуществ
Узкий незамерзающий ручей разделял деревню на две части. Денисов двинулся вправо, ближе к железной дороге и путепроводу. Из крайней избы его заметили: два женских лица — старое и молодое, — приникнув к оконному стеклу, смотрели на него с любопытством.
Денисов открыл калитку. Тотчас откуда-то из-под крыльца вылетела, заливисто лая, кудлатая собачонка.
— Ты хороший, — из вежливости сказал ей Денисов.
Пес продолжал лаять и набрасываться, пока Денисов не поднялся на крыльцо и не постучал.
В избе включили свет, открыли дверь. Денисов увидел девушку — она собиралась уходить, — пучеглазую, недовольную, в круглой зеленой шапочке.
«Царевна-лягушка…» — мелькнуло в голове.
Кроме девушки, в избе находилась ее мать, подслеповатое морщинистое лицо которой было выжидающим. Кто-то похрапывал за деревянной переборкой.
Денисов снял шапку.
— Я с железной дороги. Здравствуйте…
Старуха кивнула, дочь сердито фыркнула — Денисов не показался ей с первого взгляда.
— Парень у нас пропал. Третий день ищем, с ног сбились…
— Третий день? — пожилая женщина приняла информацию сочувственно.
— С воскресенья…
— А какой он из себя?
Денисов исходил из имеющихся непреложных фактов. Первый факт: никто не видел Горяинова в поезде здоровья после отправления из Жилева; и второй: Бабичев десятого тоже приезжал сюда.
— На вид лет девятнадцати, худощавый, веснушчатый. Зубы… — Денисов растопырил пальцы, показал — выдаются немного вперед…
— Не было никого! — не дослушав, бросила «царевна-лягушка», отошла к зеркалу, мазнула по векам чем-то зеленым.
— Может, вам к командировочным сходить? — предложила старуха. — У нас здесь рабочие из Посадов. В прогон за нашим домом и вправо. На работу их возят на машинах. Может, они его видели? Ты бы проводила, Лизавета.
— Скажете тоже, мамк… — упрекнула от зеркала молодая. — Будто им парень нужен? А вы верите… Ходят, ищут дурней себя!
— Был здесь такой… — Кряжистый мужичок в валенках, в телогрейке, наброшенной на плечи, часто закивал. — Молодой, высокий. Из себя занозистый. Куртка, костюм — все как ты говоришь. Сверху шапка не шапка, малахай не малахай.
— Лыжная шапочка, — подсказал Денисов.
— Пусть будет… Взошел, значит, сюда, точно, как ты, осмотрелся. «Убег, — говорит, — я! И скоро опять же начнут меня искать!..»
«Вот оно!» — подумал Денисов.
В прогон, который ему подсказала старуха, он так и не попал. Таинственным путем оказался в закутке, в самом конце села. В небольшой избе горел свет. Постучал. Дверь открыли не сразу; старик долго расспрашивал: кто, зачем?
И вот результат.
— …Смотрю, из себя ничего, ладный. «Один живешь?» — спрашивает. «Сыновья погибли, старуха померла. Спасибо, силенка покуда есть. Один живу, — я ему, значит. — Сам из каких краев будешь?» — «Московский», — он мне. — Мужичок выдерживал паузы, собирался с мыслями. — Хорошо… «Родители есть?» — «Есть!» — «А кто?» — Это я ему, значит. А он не ответил мне на это.
— В какое время это было? — спросил Денисов.
— В послеобед… Авдотьин на ферму прошел, рабочих еще не было. Один я во всем проулке.
— Имя спросили?
— Не сказал. Я было поинтересовался — не сказал. Только, мол, убег, скоро, значит, начнут искать.
— Он умывался в избе?
— Умывался… Я и полотенце дал.
— Крови не видели? Царапин?
— Про это не скажу. — Мужичок подумал. — Про это наш участковый Филат Андреич лучше скажет.
— И участковый видел его?!
— Ты слушай! «Садись, парень, — я ему говорю, — перекуси!» Картошку достал, тушенку. Нож у него как десантный, банку в момент вспорол. «Мне его накормить, — думаю, — чтоб в сон кинуло!» Порошку оставалось немного — омлет ему сделал, ложки четыре бухнул…
«Тушенка, десантный нож, порошок… Непонятно!»
— Уснул он, значит. Только захрапел — я за дверь!
Денисов встал, прошелся по избе. На столике, в лукошке лежало десятка два свежих яиц: в яичном порошке не было никакой необходимости.
— Да что долго рассказывать? — Старику показалось, что Денисов собирается уйти. — Из Москвы корреспондент приезжал!.. — Мужичок поднялся, пошарил у печки на полочке. — Вот, смотри!
Денисов увидел медаль «За оборону Москвы», тускло блеснувшую на ладони.
— Особо опасным преступником тот, в малахае, оказался…
Выйдя из избы, Денисов повернул назад — отыскивать прогон, в котором жили командированные. В наступивших сумерках это оказалось непростым — он снова попал к дому «царевны-лягушки».
Прогон в общежитие рабочих кирпичного завода был совсем рядом. В большой просторной избе царила неразбериха, обычная, когда мужчины в один и тот же час готовятся на работу, ложатся спать, обедают и собираются в клуб.
— Автобус пришел! — крикнули от дверей. — Кто едет — потарапливайтесь!
На Денисова в его куртке болонья не обратили внимания. Он подсел к единственному никуда не торопившемуся пареньку с усиками, нешумному, поглядывавшему вокруг философски спокойно и иронически.