Подставное лицо (сборник)
Шрифт:
— Да, спасибо.
Денисов продолжил осмотр. При спущенной шторе картина преступления выглядела ненатуральной. Безжизненные глаза, восковое лицо убитого. Брови шли углом, словно приклеенные. Телесного цвета майка на потерпевшем казалась принадлежностью инсценировки.
— Закройте меня на минутку, — Денисов сделал шаг вперед, выключил фонарь.
Шалимов налег на дверную ручку. Угольно-черная темнота наполнила купе, представления Денисова о пределах мгновенно сместились: стол, стремянка, голое плечо неживого человека. Ничего невозможно было рассмотреть.
— Открывайте!
—
Денисов не ответил.
— Скорее бы сентябрь, — бригадир переменил тему. — Все едут, все на Каспий, поездов не хватает! А экипировка в дополнительных какая? Вы из территориальников? Я не рассмотрел удостоверение…
— Железнодорожная милиция. С этого вокзала.
— Уважаю, — Шалимов кивнул. — Командировка?
— Отпуск.
Денисов вышел в коридор, закрыл купе. Яркий свет ударил в глаза. Проехали Белопесоцкий. Два моста — старый и новый — на разной высоте пересекали Оку. Главный путь и с ним вагоны астраханского дополнительного скользнули вниз, два других пути, наоборот, потянулись вверх мимо старого блокпоста.
— Кашира! — Шалимов поправил китель, сразу заметно приостановился.
Между клавишами моста показалась желтоватая небыстрая Ока. Приближавшийся берег был усеян бесчисленными лодочками, катерами остановившаяся разноцветная карусель.
— Возьмите под наблюдение поручень… — сказал Денисов.
Шалимов не понял.
— Поручень, испачканный кровью. Чтобы на стоянке следы не могли уничтожить.
— Совсем выскочило из головы! Суркову я поставлю в тамбур. Пусть смотрит!
— Стоянка шесть минут? — Денисов посмотрел на часы.
— Да, дальше, на станции Ожерелье, пятнадцать.
— Сколько до Ожерелья по расписанию?
— Семнадцать минут.
«Каширская опергруппа доедет до Ожерелья, — подумал Денисов. — Итого на осмотр тридцать восемь минут. Немного…»
Мелькнула граница станции. Ржавый звук возник в середине поезда, заскрипели тормозные тяги.
Против окна Денисов неожиданно увидел оперативную группу русоголовую голубоглазую Наташу Газимагомедову — следователя транспортной прокуратуры. Наташа что-то говорила каширским инспекторам уголовного розыска, уважительно кивавшим в ответ.
Поезд еще двигался. Денисов ощутил напряжение колесных пар, дописывавших последнюю полуокружность.
На миг показались начальник линотделения — бледный, со шрамом на тонком умном лице, пожилая женщина — патологоанатом, а рядом тяжелый, в кителе, казалось готовом ежесекундно лопнуть, Актон Сабодаш, третьего дня направленный из Москвы в командировку.
«Кашира…» — мелькнула надпись по фронтону.
Денисов стоял в коридоре, чтобы не мешать оперативной группе. В купе, как всегда в таких случаях, была суета, и спешка, и вспышки «блица», и потом короткая заминка, перед тем как стоящие ближе инспектора должны взять остывшее тело на руки, чтобы снять с полки.
На станции Ожерелье отправление дополнительного пришлось задержать. Пока упаковывались вещественные доказательства, на вагонах вывесили красные флажки.
Начальник линотделения подошел к Денисову, едва отъехали от Каширы.
— Я мыслю таким образом… С поездом поедете вы и капитан Сабодаш… — Он кивнул на Антона, перегородившего коридор. — Я звонил в Москву, там дали «добро».
— О чем говорить?! — Сабодаш всем восьмипудовым телом уже ощущал жару начинающегося утра, поселившуюся в жесткой гофрированной стенке вагона.
— Я с оперативной группой беру перегон. Птичек, возможно, уже нет в клетке…
«Бригадир выразился: „Подлец мог выскочить у Вельяминова“, — подумал Денисов. — Начальник линотделения, известный ревнитель ОБХСС, предпочел нейтральное „птички в клетке“…»
— У Вельяминова ограничение скорости, — заметил он.
— Мне говорили. — Бледное, неулыбчивое лицо начальника линотделения выглядело маской, но Денисов почувствовал его неуверенность. — Выскочил из поезда — и беги на четыре стороны. Я мыслю: без квалифицированного осмотра перегона не обойтись…Кроме того, в случае неудачи мы успеваем в пути снова перехватить поезд, — начальник линотделения отодвинулся, пропуская женщину-патологоанатома. — Если едем с вами, теряем перегон…
— Товарищ подполковник!.. — позвали из купе.
— Денис! Я полностью в твоем распоряжении… — Антон забыл поздороваться. — Сколько нам отпущено времени?
— До Астрахани?
— Да.
— Тридцать часов.
— Вычесть на сон, на еду. Итого меньше суток… — Он достал «Беломор».
Сабодаш курил много — чтобы похудеть.
— И еще я рад, что мы снова вместе.
По коридору сновали инспектора. Денисов увидел всех трех пассажиров, ехавших вместе с убитым, — уснуть им так и не удалось. Начальник линотделения что-то быстро записывал, поочередно обращаясь к свидетелям. Русоголовая, гладко причесанная на пробор, Наташа Газимагомедова присоединилась к нему. Вдвоем они управились быстрее, чем можно было ожидать.
Наташа подошла к Денисову и Антону.
— Никто ничего не знает. Все путешествуют до конца. — Она стянула хирургические перчатки, бросила в бумажный пакет. — Лучше, если бы я поехала вместе с вами…
— В чем же дело? — спросил Денисов.
— Вскрытие, морг. Жара какая!..
Денисову стало жаль ее.
— Дверь в купе закрывал Ратц, — Наташа заговорила о другом, — он же, видимо, укладывался последним. Тамбурную дверь Суркова определенно заперла — кому-то понадобилось ее открыть… — Начальник линотделения и ее увлек версией о выпорхнувшем из вагона преступнике. — Вам придется опросить каждого, кому что-нибудь известно об убитом…
Наташа была ревнителем направления, повсеместно одержавшего верх. Суть его, как заметил еще Сименон, заключалась в том, что всем на месте происшествия должен распоряжаться следователь, а роль сотрудников уголовного розыска ограничивается выполнением его, следователя, поручений.
— Товарищ начальник! — Бригадир подошел от служебки. — В тамбуре пятно. Видели?
— Это вы обнаружили? — спросила Наташа.
— Я. Это кровь?
— Мы взяли соскобы, — Газимагомедова с любопытством оглядела бригадира. — С пятном все в порядке. — Они успели проверить реакцию на перекись водорода: мелкоячеистой пены, характерной для ферментов крови, на полу не было.