Подвеска Кончиты
Шрифт:
– Дождь будет, – сказал Рак. – Пойдем в дом!
Они встали. Сильный порыв ветра немедленно опрокинул плетеные кресла. Пекинес поднял голову и без любопытства взглянул на мужчин.
– Идем. Идем с нами, голубчик…
Теодоро перекатился на живот и, с трудом поднявшись, заковылял в гостиную вслед за хозяином.
– Лена! Скажи, чтобы там убрали, дождь начинается! – крикнул Вадим Николаевич.
В дверном проеме возникла худая, очень высокая девушка. У нее были средней длины каштановые волосы, страдающие глаза Жизели и плоская
Елена была четвертой женой Рака и, как он сам говорил, – не последней. Будто стесняясь, она бочком вышла в сад.
– Нет! – крикнул ей Рак. – Не смей этого делать сама! Прислуге скажи!
Елена бросилась в дом.
– Тупица! – выругался Вадим Николаевич. – Год как женаты, а она все еще таскает за мной стулья. И, вот ведь дура, никак не запомнит, что я не курю. В доме повсюду расставлены пепельницы…
Мужчины устроились на удобных диванах в гостиной. Девушка-прислуга закрыла окна и включила кондиционер.
– Принеси коньяку, – обратился к ней хозяин.
Прислуга вышла и тут же вернулась с бутылкой.
– Так на чем мы остановились?
– На Монголе.
– Да и черт с ним, с этим Монголом, расскажи лучше, как там дружочек наш засланный?
– Дрищет, но не отказывается.
– Парши-и-и-ивец, – Вадим Николаевич укоризненно покачал головой и разлил по рюмкам коньяк. – Своих продает… Гни-ило-о-ой человек.
– Падаль, – согласился Крестовский. – Но у него есть на то причины.
– Бог с ним, Крест! Вздрогнем?!
Они чокнулись и выпили. Закусив лимоном, хозяин дома скривился:
– Давно хотел спросить тебя, Крест, а что, если Монгол…
– Я решу этот вопрос.
– Радикально?
Крестовский утвердительно моргнул глазами и выдохнул.
– Ну, хорошо-хорошо, только не рассказывай – как. Не люблю я этих подробностей. И никогда не любил! Даже когда на страже был… закона и правопорядка. Будь он неладен. Лена! Почему не подали салфетки?!
«Да заткнешься ты наконец…?» – в мыслях Крестовский с размаху бил по этому ухоженному лицу и представлял, как колышутся от удара эти бледные щеки. Как кривится гримасой рот и закатываются узкие, как иглы, зрачки. Как откидывается голова и беспорядочно лохматятся волосы, ломая безупречный пробор… Как…
– Лена! – снова закричал Вадим Николаевич.
«Черт! Да что ж ты так орешь?!»
– Я в туалет, – Крестовский поспешно встал.
– Лена!!
В коридоре на Крестовского налетела испуганная супруга патрона. Отступив, он нащупал дверную ручку, зашел в ванную, заперся на щеколду и облегченно выдохнул:
– Мразь…
Ненависть к Раку была привычной и, как выдержанное вино, давно перебродила. Теперь она была не столь болезненной, более того, доставляла странное удовольствие, сродни мазохистскому.
События, которые навсегда связали их с Раком, лучше не вспоминать. После таких дел люди или умирают, или молчат.
Крестовский приблизился к зеркалу. Оглядев себя, усмехнулся. В розовой рубашке он был похож на потертого купидона. Легкий пушок кучерявился над вспотевшей лысиной, глаза голубели от скрытой ненависти. Золоченая рамка зеркала придавала композиции определенную завершенность.
Оттянув нижнее веко, он сначала проверил, что там, потом высунул язык и внимательно осмотрел его. Затем включил воду и расстегнул ширинку.
Покачиваясь в танцевальном ритме, Крестовский старательно выводил неприличное слово на белоснежном полотенце. Благородный хлопок с готовностью впитывал влагу весьма определенного содержания. Мощной струей гость опрокинул флакон духов, пометил мыло в просторной мыльнице, остатки творческого вдохновения излил на симпатичный беленький коврик…
Состояние невесомости под названием «свобода» вознесло его на вершину чувственного безумия, и это было настоящим мужским счастьем.
Стряхнув последние капли, он застегнул молнию и открыл глаза. Сознание прояснилось. Крестовский с испугом покосился на нетронутое полотенце и тщательно протер носовым платком обрызганный край писсуара.
В коридоре у него состоялся короткий разговор по мобильному. В гостиную он зашел весьма озабоченным:
– Все меняется, Вадим Николаевич.
– Это еще почему?
– Погода нелетная. В этом все дело.
Не сговариваясь, оба посмотрели в окно. На улице было черно, как будто вдруг наступила ночь. Лохматые кусты истерично раскачивались из стороны в сторону и хлестали по оконному стеклу тяжелыми от влаги ветвями.
– Он едет поездом…
– Спецвагон? – деловито осведомился Рак.
– Вы не поверите, – не сдержавшись, Крестовский расхохотался. – В обычном СВ!
– Напрасно радуешься, это намного усложнит дело.
– Конечно, – посерьезнел Крестовский. – Но мы все решили. Монгол уже там. ГИБДД отменяется.
Вадим Николаевич отмахнулся:
– Делай как знаешь, но спрошу – с тебя!
Он умолк и зашагал прочь по коридору, куда-то в глубину дома. Неожиданно остановился, обернулся:
– И помни… Монгол должен ее найти!
«Пошел в жопу!» – мысленно огрызнулся Крестовский.
Сонную тишину квартиры нарушил какой-то звук. Дайнека открыла глаза и напряглась, определяя, что это было, но тут же сообразила: хлопнула входная дверь.
В комнате было темно. Спрыгнув с кровати, она выбежала в коридор.
– Папа, сейчас вечер или ночь?
– Десять часов вечера, – расправив промокший зонт, Вячеслав Алексеевич прикидывал, куда бы его пристроить. – Ты спала?
– Да.
– Вещи собрала?
– Собрала.
– Тогда поехали. Ливень страшный, повсюду пробки. Поезд отходит через час. Поедешь с комфортом, в мягком вагоне.