Подвеска пирата
Шрифт:
Изрядно проголодавшегося Стахея Иванова посторонние мысли не мучили. Он подозвал целовальника и сделал богатый заказ – словно их было не двое, а пятеро. Карстен Роде не был удивлен – невысокий, но плотный подьячий ел за троих. И куда только все влезало?
– Подать «корчму» [66] ? – доверительно спросил подошедший мужичок тихим голосом.
– Помилуй Бог! – воскликнул Стахей Иванов. – Аль мы похожи на черносошных [67] ? Неси нам вареное
66
«Корчма» – один из древнейших терминов водки, существовавший почти одновременно с термином «вареное вино», но переживший его почти на четыре столетия. «Корчма» вначале обозначали водку домашнего производства, а затем, с момента введения монополии на водку в XV в., – самогон, т.е., водку, произведенную в нарушение государственной монополии.
67
Черносошные – крестьяне; несли тягло не в пользу помещиков, а в пользу государства. Жили преимущественно на окраинах страны. В XVIII в. вошли в состав государственных крестьян.
68
Вареное вино – перевар; один из первых терминов, связанных с производством водки. Крепкий напиток, приготовленный путем варки готового вареного меда невысокого качества с готовым пивом.
– Всенепременно, ваше степенство, – повеселел целовальник, утвердившись в мысли, что уж эти двое чужеземцев (Голштинца его наметанный глаз вмиг раскусил, несмотря на русский наряд) не поскупятся и отсыплют ему от своих щедрот добрый куш. – Лучше «перевара», чем у нас, во всем Пскове не сыскать.
– Вишь ты – «корчму»… – обиженно бормотал подьячий. – Опосля нее в голове шмели гудят, а ноги кренделя выписывают. То ли дело «перевар» – и во рту сладко, и душу греет, и тело томит.
Голштинец помалкивал. Он никак не мог разобраться, сколько же у московитов существует разновидностей их хлебного вина. Для бывшего капера имела значение лишь крепость, но не его букет. А уж по этой части русскому вину не было равных!.. Тут Карстен Роде совсем некстати вспомнил два бочонка с этим божественным напитком, которые он прикупил в Ругодиве, а достались они пиратам Ендриха Асмуса и помрачнел. Дьявол!
«Ужо доберусь я до тебя, польский пес…»
Старая баранина оказалась так себе, гораздо хуже блюд Февроньи, но вот что касается пахнущего свежим огурцом псковского снетка, то он был выше всяких похвал. Огромная деревянная миска с этой небольшой, но удивительно вкусной рыбкой опустела раньше, чем они допили «перевар», который, на вкус Голштинца, сильно сластил, напоминая фряжское вино. Не долго думая, Стахей Иванов заказал еще такую же порцию снетка, и они, утолив первый голод, продолжили чревоугодие не спеша, с обстоятельностью людей, которым некуда спешить.
В заведении было многолюдно. Карстен Роде уже знал, что кроме корчем существуют еще и царевы
Многочисленные торгаши знали себе цену и не шибко оглядывались на Москву. Свои гостиные дворы псковское купечество имело и в других городах. Крупные сделки заключались в ливонских и ганзейских городах, да и в самом Пскове – с приезжавшими в город иностранными купцами. Поэтому напиваться допьяна, теряя при этом достоинство, они не могли себе позволить, не имели права: статус не тот. А коль голова так думает, то и ноги идут туда, куда она укажет.
Неожиданно шум в корчме стал стихать и послышался чей-то немного хрипловатый, но сильный голос:
– Пьете, жрете, окаянныя! Брюхо набиваете, эту смрадную бездну, вместилище болезней и пороков! А беду не чуете! Воронье черное на Псков летит за поживой, Ирод на конь взобрался, кровопивец и пожиратель христианского мяса! Глад и хлад он несет с собой, великие потрясения!
Карстен Роде в недоумении оглянулся и опешил. На пороге стоял босой и почти голый человек (это зимой-то!) – в одной набедренной повязке, представлявшей собой грязные лохмотья. Он был высокий, тощий – кожа да кости – и посиневший от холода. Тем не менее дрожь его не била, а огромные темные глазищи на изможденном лице, казалось, горели дьявольским пламенем.
– Никола… – зашептались кругом. – Никола Салос… Святой…
– Кто это? – спросил Голштинец у подьячего.
– Местный юродивый, – со страхом ответил Стахей Иванов и три раза мелко перекрестился.
– Он что, колдун?
– Нет. Пророк. Страшные слова говорит… Вдруг правда?
Карстен Роде лишь неопределенно пожал плечами. Он не очень верил в апокалипсические предсказания и чудеса, и уж тем более не имел за душой ни капли доверия к разным кликушам. Его крестьянская натура была чересчур прямолинейной и прагматичной. А уж время, проведенное в компании сорвиголов-ландскнехтов да на капитанском мостике, и вовсе избавило от страха за собственную жизнь. Голштинец точно знал, что умрет не раньше и не позже времени, назначенного ему судьбой.
Тем временем юродивый продолжал всяко поносить неразумных и недалеких людишек, жестокую своекорыстную власть и в особенности убивцев-опричников, хуля их на разные лады. Посетители заведения, поначалу сидевшие тихо, начали возбуждаться. Раздались возгласы одобрения. Целовальник замахал на Николу тряпкой и жалобно попросил, чтобы тот удалился или сел за стол, а он его покормит.
– Не накликай на меня беду… – бубнил целовальник. – Христом Богом прошу…
– Ты сам первая беда! – резко ответил юродивый. – Мало нам царевых кабаков, где людишки ум пропивают? Дак нашему кровопийце московскому того и надыть. Пьяный скот легче загнать в ярмо. Пошто народ спаиваешь?! Корысти ради… Эх! А был когда-то человеком.